— Невинных овечек отправим в церковь на покаяние, а потом — по домам, под надзор родителей, — пообещал судья, и я с облегчением вздохнула.

Мне не хотелось, чтобы этих глупышек наказывали слишком строго.

На мельнице был обычный ажиотаж, мамашенька носилась как угорелая, собирая деньги и угощая всех луковыми лепёшками, а от жерновов доносились визг пилы и стук молотков — там заканчивали перестройку, приделывая к каменным валам толкушки для измельчения бумаги.

— Ну вот, — сказала я, когда Рейвен спустил меня из седла на землю, — с последней ведьмой разобрались, с мельницей тоже, теперь поставим на поток производство бумаги, и Тихий Омут станет по-настоящему тихим.

— А ты не заскучаешь в тихом омуте? — спросил Рейвен, спрыгивая из седла следом за мной.

Я откинула прядку с его лба и просто сказала:

— Лучше скучать с тобой, чем целоваться с кем-то другим. А когда пойдут дети, то и скучат будет некогда.

Рейвен поцеловал меня так крепко, что я на секунду задохнулась, но всё равно услышала, как мамаша Жо еле слышно пробормотала:

— В Тихом Омуте тихо не бывает.

Конец