ему накануне, была лучше, чем любой сон, который мог бы мне присниться. Пожалуй, за исключением сна, в котором я живу нормальной жизнью. Как нормальная девушка. Как девушка, чей мир не разрушился в ее семнадцатый день рождения.

Я думала, что, когда Мейсон узнает обо мне худшее, я буду уничтожена – мы будем уничтожены. И хотя сегодня я словно парю в воздухе, в глубине души у меня все еще остаются сомнения. В конце концов, разве можно по-настоящему знать все секреты другого человека? Что, если он никогда не сможет принять то, через что я прошла? Принять то, что я сделала?

Что, если я не смогу быть той женщиной, которая ему нужна? Предполагается, что секс – это приятно. Секс не должен быть событием, которое вселяет страх и погружает тебя в огненные глубины собственного ада. Даже Чарли секс, кажется, нравится – несмотря на все, что с ней произошло.

И все же Мейсон оказался прав. Разговор об этом мне и правда помог. Я думаю обо всех часах, которые просидела на диване у разных психотерапевтов и отказывалась говорить. Может, если бы я просто открылась им…

Ты должна ему рассказать, Пайпер. Слова Чарли эхом отдаются у меня в голове. Она одобрила бы или отругала меня за то, что я опустила важные подробности?

То, как Мейсон обнимал меня всю ночь, было просто невероятно. Словно он принял все мои недостатки. По крайней мере, те, о которых ему известно. Он лежал поверх одеяла, оставив между нами теплую шерстяную ткань, стратегически сбитую в кучку между его пахом и моей спиной – по всей видимости, чтобы я не запаниковала из-за его эрекции.

При одной мысли о его пенисе у меня перехватывает дыхание. Он думает, что его пенис меня пугает. В каком-то смысле это действительно так. Я боюсь всех пенисов в мире и того, что они могут со мной сделать. Что они уже со мной сделали. Но при виде этого конкретного пениса у меня текут слюнки, а внутри все не переворачивается. Вчера ночью, перед тем как я окончательно и бесповоротно сорвалась, я украдкой посмотрела на него. Когда Мейсон не приказывал мне смотреть ему в глаза или когда его взгляд нечаянно падал на мою грудь – я смотрела на его пенис.

Я так хотела к нему прикоснуться! Я хотела этого так сильно, что подумала, что смогу. Я правда подумала, что смогу…

– Эй, Пайпер!

От голоса Джерода я вздрагиваю и отвожу взгляд от окна.

– Что там такого интересного?

– Привет, Джерод! – Я оборачиваюсь и покрепче завязываю фартук. – Да ничего. Наверное, просто решила дать мозгу отдохнуть.

– Понятно. Слушай, во сколько ты сегодня заканчиваешь? – спрашивает он.

– Я сегодня работаю только во время обеда, так что освобожусь в два.

Джерод улыбается, и я осознаю то, чего раньше не замечала. Он привлекателен. Даже красив. Его темные волосы, шоколадного цвета глаза и оливковая кожа намекают на латиноамериканское происхождение и придают ему слегка экзотический вид. Сережки в ушах добавляют изюминку – так же, как и татуировки на руках, которые сейчас скрыты длинными рукавами классической рубашки. Я никогда раньше не оценивала Джерода с этой точки зрения. Я никогда так не оценивала ни одного мужчину. До Мейсона.

– Я тоже свободен после обеда. – Он нервно переминается с ноги на ногу: – Может, после работы сходим в кино или еще куда-нибудь?

Меня приглашали на свидания и прежде. Много раз, даже несмотря на то что я всегда старалась оставаться безымянной и недоступной. И обычно у меня не возникает проблемы отшить парня и сказать, куда ему надо пойти. Но это же Джерод!

Я оглядываю ресторан и всех присутствующих в нем мужчин. Некоторые сидят с детьми, некоторые – в компании других мужчин. Но большинство – со своими половинками. И вместо того чтобы категорично решить, что все они насильники – вывод, к которому мой непреклонный разум пришел много лет назад, – я пытаюсь не обращать внимания на это предвзятое убеждение, а разгадать вместо этого их историю. Я осознаю, что я изменилась. Мейсон меня изменил. И не все мужчины чудовища.

Джерод – мой друг, поэтому я чувствую себя немного виноватой, когда мне приходится сдерживать улыбку, которая вот-вот появится у меня на лице, когда я произнесу слова, которые уже никогда не надеялась произнести.

– Извини, Джерод. Спасибо, но я не могу. У меня есть парень.

Джерод опускает взгляд в пол. Потом кивает:

– Мейсон Лоуренс, да?

Я киваю. Я наполовину ожидаю от него высокопарной речи о том, что, конечно, любая девушка предпочтет знаменитого спортсмена официанту. Я полностью готова защищаться и объяснить ему, что это не так. Но он не говорит об этом ни слова.

– Ему крупно повезло, – произносит он вместо этого.

– Спасибо, Джерод, – говорю я, и он уходит, закинув полотенце на плечо.

Но это мне повезло.

Я снова смотрю в окно, наблюдаю за оживленной жизнью вокруг и размышляю, смогу ли я когда-нибудь стать ее частью. Может быть, я готова. Может быть, я готова переехать в Нью-Йорк.

А может, я уже переехала.

* * *

Весь остаток смены я словно парю в воздухе, даже мелкие неприятности с посетителями не оказывают на меня никакого воздействия.

Кинув грязный фартук в кучу белья для стирки, я собираю вещи и бодро направляюсь к выходу, но по пути сталкиваюсь с кем-то и роняю телефон.

Вот дерьмо. Я смотрю на свой телефон. Кажется, он разбился.

Но прежде чем я успеваю наклониться и его поднять, на меня обрушиваются язвительные слова, которые портят мне настроение сильнее, чем разбитый телефон.

– Посмотрите-ка, это же Пайпер Митчелл, та самая, которая сегодня утром выходила из дома Мейсона.

Я быстро перевожу взгляд на Кэссиди, и непрошеный укол ужаса пронзает меня, как предупреждающий маячок.

– А что ты там делала в семь утра? – спрашиваю я, прекрасно осознавая молчаливую благодарность, которую я испытываю ко множеству пешеходов, спешащих куда-то мимо нас. – Ты что, за ним следишь?

Зеленые глаза Кэссиди затуманиваются от ненависти.

– Я имею полное право там быть. Он отец моего ребенка. – Ее губы сжимаются в тонкую линию. – Осознает он это или нет, я все равно самая важная женщина в его жизни – и всегда ею буду. Особенно если он не дурак.

У меня отвисает челюсть:

– Это угроза, Кэссиди? – Мое тело автоматически напрягается, готовясь защищаться. – Ты хочешь сказать, что попытаешься забрать Хейли? Потому что так просто Мейсон ее не отдаст.

От ее безумного смеха волоски