Мастеровые пропускали лихого гонца, а потом, как и прежде, сноровисто работали топорами. Гонец обогнал старух, спешащих на богомолье, обдал грязью нарядную девку, идущую по воду, и выехал к Китай-городской стене.

Великого князя гонец заприметил сразу. Василий стрелял из лука в чучело, ряженное в татарский кафтан. Три стрелы торчали из горла, четвертая, пущенная менее удачно, воткнулась в плечо. Молодой рында стоял подле государя и подавал ему стрелы. Гонец попридержал коня, посмотрел, как великий князь, прищурясь, целится. Пальцы Василия разжались, и стрела, весело запев, воткнулась в глаз «басурману».

— Государь, князь великий! — упал на колени гонец. — С Нижнего Новгорода я, воеводой Оболенским прислан. Сыновья Улу-Мухаммеда в окраину русскую вошли, по всему видать, к самой Москве спешат!

Василий Васильевич посмотрел на чучело. Стрела пробила голову, выдернув с обратной стороны пук соломы. А ведь татарин так стоять не станет. На поле боя кто первый пустит стрелу, тот и прав! Покудова русич один раз стрелу выпускает, татарин уже четвертую готовит. В чем же хитрость? Быть может, в том, что татарин за дугу тянет, а русич привык тетиву натягивать?

Василий Васильевич не однажды наблюдал, как татары стреляли из лука. Их быстрота и точность всегда поражали его. Одним движением, не выпуская тетивы из пальцев, они доставали из колчана стрелу, прикладывали ее к дуге, и мгновенно она уже летела в цель. И русским надо воевать так же, однако традиции на Руси совсем иные. Но не было в стрелах, пущенных татарами, той мощи и силы, которой отличались стрелы русичей, способные пробить даже крепкий панцирь.

Призадумался Василий: опять Улу-Мухаммед.

Василий помнил его огромным, шумным. Хан охотно откликался на шутки своих мурз, и его громкий голос беспрестанно сотрясал своды дворца. И кто мог подумать, что пройдет совсем немного времени — и его власть в Сарайчике завершится бесславным изгнанием. Но не таков Улу-Мухаммед, чтобы сносить обиды. Он уже оторвал от Орды огромный кусок и стал ханом. На востоке создал государство, которое сейчас угрожало Московии.

Видно, сама судьба сталкивала их, чтобы они посмотрели друг на друга через много лет.

— Что ж… встретим мы хана. Прошка! — позвал великий князь верного слугу. — Распорядись, пусть бояре ко мне явятся!

Прошка за последний год изменился. Не было уже того щуплого отрока, который стремглав бросался выполнять любой наказ московского князя. Теперь он приосанился, плечи налились силой, а лицо заросло рыжеватой бородой. И только в глазах по-прежнему горели веселые искорки, которые выдавали его разудалый, бесшабашный нрав.

Стремглав разъехались во все стороны гонцы, чтобы отдать распоряжения великого князя. А уже через несколько дней по Тверской, Ярославской, Владимирской дорогам потянулись дружины на подмогу великому князю Василию.

В город Юрьев, на поклон к государю, прискакали нижегородские воеводы Федор Долголядов да Юшка Драница.

Федор Долголядов вышел вперед, смахнул рукой прилипшую к одежде грязь и с печалью в голосе сказал:

— Оставили мы Нижний Новгород, государь. Не суди слишком строго. Татар под городом такая тьма собралась, что даже из башни горизонта не видать. Припасы все поели, народ стал от голода пухнуть. Вот мы город запалили и с силой через татар пробивались на твой суд.

— Не в чем вас винить, воеводы. Видно, так то и должно было случиться. Не время больше медлить. Прошка! Скажи воеводам, пусть собираются к Суздалю.

Передовой полк Василий Васильевич остановил на реке Каменке. Зазвучала труба, и тысяцкий, махнув рукой, распорядился:

— Здесь будем татар ждать! Так государь распорядился.

Берег походил на высокую крепостную стену, которая начиналась у самой кромки воды и круто поднималась вверх. Каменистый берег, неудобный. Взять его от воды трудно, разве что обойти тайно. Но дозоры великий князь выставил усиленные, и сотники объезжали войско посмотреть, как несут караул воины.

Василий Васильевич занял сопку, у подножия которой раскинулось поле, — именно отсюда и поджидали воеводы татар. Сверху и атаковать лучше, ежели что, и оборону держать.

Река Каменка прозрачная, казалось, не затронуло ее весенним паводком, когда половодье подтачивает крутой берег и несет размытую глину вниз по течению. Вода в реке чистая, как в стоячем колодце, и, если бы не быстрые водовороты, можно было бы смотреться в нее, как в зеркало. Ничто не тревожило покой реки. Разве что небольшие рыбацкие суденышки, уверенно скользившие по гладкой поверхности.

Хоть и тихоней выглядела Каменка, а видела она и грозную сечу, когда схлестывалась татарва с дружиной князя. Мутнели тогда воды от пролитой крови. Река служила последней преградой, отделяющей степь от государства Московского. Именно сюда по наказу великих князей съезжались князья удельные, чтобы в единстве противостоять татарской тьме.

В последние годы на востоке незаметно окреп сосед, который тревожил московские заставы своими набегами. Ворвется темным смерчем на окраины, обожжет стрелами Русскую землю, словно огненными молниями, заберет в полон людей и так же стремительно уходит за Волгу. И эту назойливость восточного соседа Василий Васильевич ощущал в последнее время особенно сильно. С жалобами подъезжали воеводы: «Посады палят, батюшка… Девок уводят… Крепости жгут». Наверно, наступил тот самый час, когда стоило собраться с силами и проучить воинственного соседа. Думал Василий Васильевич и о другом, что наказывает его Бог за кичливость: посмел отказать в приеме Улу-Мухаммеду. Не было бы тогда разоренных окраин, плененных хлебопашцев, держал бы бывшего хана у своих ног, как пса верного.

Раскололась Золотая Орда на уделы и уже никогда не соберется в одно целое, как не склеить черепки разбитого горшка. Каждый из Чингисидов видит себя наследником великого Батыя, и невдомек им, что выглядят они трухлявыми грибами на стволе срубленного дерева. Незаметно для отпрысков Чингисидов на Средней Волге родилось сильное государство, имя которому Казанское ханство!

Из Казани Улу-Мухаммед отправил к своему «крестнику» гонцов с наказом: пусть платит Василий дань хану, как это было заведено и прежде. Улу-Мухаммед бесстыдно напоминал о том, как великие московские князья со времен Чингисхана ходили на поклон в Золотую Орду выпрашивать ярлык на великое княжение. Напоминал, из чьих рук Василий Васильевич получил московский стол. «И дети твои к моим пойдут, — писал казанский хан, — и внуки твои от моих внуков великое княжение получать станут!»

Василий Васильевич сошел с коня и глянул вниз, где, шурша галькой, Каменка несла свои воды. Из-под ног великого князя сорвался ком земли и с сильным плеском ушел под воду. Жеребец испуганно повел ушами, долго прислушивался к тишине, затем вновь склонился к сочной траве. Разговор с ордынцами — это переход по шаткому мостику, неверно истолкованное слово — и рухнешь вниз в мутную пучину. Вот поэтому больше приходится кланяться, чем говорить. Поначалу подарки, а потом уже только дело. Если бы эта речушка и это поле стали местом, где пришел бы конец татарскому игу! Ведь были на Руси Александр Невский и Дмитрий Донской, так почему бы не быть Василию Каменскому? Только для твоих ли плеч эта ноша? Если бы братья заодно были, тогда и скинули бы с себя ордынский хомут, а так каждый из них великокняжескую шапку силится примерить. Только шапка-то на одну голову сшита!