– Значит, ты не станешь печатать мой материал? – сердито спросила корреспондентка.

– Я ничего такого не говорил, – ответил ее начальник и улыбнулся, хотя в его улыбке не было даже намека на симпатию. – Я лишь хочу сказать, что у тебя недостаточно материала для серьезной публикации. Нам нужно соблюдать предельную осторожность, чтобы не стать всеобщим посмешищем. И тебе следует еще немного поработать над своей статьей.

Престон хотел показать, что разговор окончен, но не стал спешить с этим. Он уже слишком часто отмахивался от этой сотрудницы. Сама же она явно не собиралась отступать. С тех пор, как Мэтти поссорилась с Джонни, она только и делала, что работала над своей статьей, собирала детали и пыталась заглушить собственную боль, понимая, что, только узнав правду, сможет избавиться от эмоций, постоянно бушевавших у нее в душе. Она и не думала сдаваться. Ей отчаянно хотелось закричать, но Сторин твердо решила держать себя в руках. Сделав глубокий вдох, журналистка на мгновение опустила глаза, чтобы помочь себе расслабиться, и едва не улыбнулась, когда снова посмотрела на шефа.

– Грев, объясни мне так, чтобы я смогла понять. Либо кто-то подставил Коллинриджей, либо премьер-министр виновен в фальсификации улик. Так или иначе, но это грандиозный материал, которого хватит на то, чтобы в течение недели наша газета лидировала с большим отрывом.

– Ну да. Но что произошло на самом деле? Мы должны знать это наверняка. В особенности сейчас, во время гонки за лидерство в партии – мы не можем позволить себе допустить серьезную ошибку.

– Разве Коллинридж не заслуживает того, чтобы его оправдали? Ты хочешь сказать, что мой материал следует отложить до окончания гонки – когда вред уже будет нанесен?

У Престона закончились доводы, и ему совсем не нравилось выслушивать лекции от молодого репортера, да к тому же еще и женщины. Его терпение подошло к концу, и, как Сторин и подозревала, он решил спрятаться за грубостью и хамством.

– Послушай! – рявкнул Гревилл, наставив на нее палец. – Ты ворвалась в мой кабинет с фантастической историей, требуя, чтобы я предоставил ей первую полосу… Но ты даже не написала ни одного слова. И как я могу понять, есть ли у тебя отличная история или ты просто провела с кем-то удачный ланч?

Голубые глаза Мэтти сверкали, точно льдинки, а в голове у нее теснились самые разные оскорбительные слова, которые она могла бы швырнуть ему в лицо, но вместо этого на нее снизошло холодное спокойствие.

– Готовый материал будет на твоем столе через тридцать минут.

На самом деле прошло почти сорок минут, когда она вернулась, даже не постучав, с шестью страницами текста, напечатанного в два интервала, молча бросила листы на письменный стол начальника и встала напротив, показывая, что не отступит, не получив ответа.

Она так и продолжала стоять, пока редактор медленно читал одну страницу за другой, делая вид, что мучается, будучи не в силах принять решение. Однако на самом деле оно было принято через несколько минут после того, как женщина вышла из его кабинета – во время телефонного звонка владельцу газеты.

– Она полна решимости, мистер Лэндлесс, – сказал Престон медиамагнату. – И она знает, что у нее есть основа для отличного репортажа, так что не примет отказа. Проклятье, мне-то что делать?!

– Убеди ее в том, что она не права, – отозвался Бенджамин. – Переведи в отдел кулинарии. Отправь в отпуск. Повысь в должности, сделай редактором. Любым способом заставь молчать!

– Это не так просто. Она не только чертовски упряма, но и обладает превосходным политическим чутьем.

– Я удивлен, что мне приходится напоминать тебе, что в нашем бизнесе уже есть человек, обладающий самым лучшим политическим чутьем, – это я! Мне от тебя нужно только одно – держи в узде своих сотрудников. Ты хочешь сказать, что даже на это не способен? – угрожающе поинтересовался Лэндлесс. – Через две недели проклятая гонка за лидерство закончится. На кону очень серьезные ставки и не только будущее страны, но и мой бизнес – и твоя работа. Сделай все, что сможешь, чтобы ее заткнуть. И не пусти все псу под хвост!

Слова владельца газеты все еще звучали в ушах Престона, когда он продолжал перекладывать бумаги на столе, не читая их и сосредоточившись на том, что он сейчас скажет. Как правило, Гревиллу нравилась его власть редактора-палача, но он понимал, что навязать стоящей перед ним женщине роль заливающейся слезами жертвы не получится. И он просто не знал, как сможет с ней справиться.

– Мы не можем напечатать твою историю, – сказал он наконец. – Слишком рискованно. Я не стану вмешиваться в предвыборную гонку, не имея железных доказательств.

Мэтти ожидала именно такой реакции и поэтому ответила ему шепотом, ударившим в Престона, точно боксерская перчатка:

– Ответ «нет» меня не устраивает.

Проклятье! Почему она не примет отказ, не пожмет плечами, в конце концов, просто не расплачется, как сделали бы многие другие? Ее спокойная надменность и его неспособность с ней справиться заставляли главного редактора нервничать. Он стал отчаянно потеть и при этом знал, что она это заметила. Заикаясь, Гревилл начал произносить заранее заготовленные слова:

– Я… не стану печатать твою историю. Я – твой начальник, и это мое решение. – Собственные слова показались неубедительными даже ему самому. – Ты его примешь, Мэтти, или…

– Или что, Грев?

– … или у тебя нет будущего в качестве политического корреспондента.

– Ты меня увольняешь?

Журналистка удивилась. Как он мог позволить себе остаться без политического корреспондента в период предвыборной гонки?!

– Нет, я переведу тебя в женский отдел – прямо с сегодняшнего дня. Откровенно говоря, я считаю, что тебе еще рановато вести нашу политическую колонку.

– Кто тебе платит, Грев?

– Проклятье, о чем ты?!

– Обычно ты не в силах решить, чего хочешь, чай или кофе. Я уверена, что решение уволить меня принадлежит не тебе, верно?

– Я тебя не увольняю! Просто намерен перевести тебя…

Престон начал терять над собой контроль, и его лицо приобрело цвет свеклы, словно он начал задыхаться.

– В таком случае, мой дорогой шеф, у меня для тебя есть неприятная новость. Я ухожу! – бросила ему в лицо де-вушка.

Господи, он не ожидал такого поворота! Гревилл изо всех сил попытался вернуть себе начальственный вид и инициативу. Он понимал, что должен удержать Мэтти в «Телеграф» – только так он мог ее контролировать. Но что, черт подери, делать? Он заставил себя улыбнуться и широко развел руки в стороны, пытаясь имитировать щедрость.

– Послушай, Мэтти, давай не будем спешить и станем вести себя как взрослые люди – ты среди друзей. Я хочу, чтобы ты получила более широкий опыт работы в газете. У тебя есть талант, это невозможно отрицать, хотя я и не считаю, что он применим к политике. Мы хотим сохранить тебя в газете, так что подумай на выходных, в каком другом отделе ты бы хотела работать.