Сорок журналистов, представителей телевидения и радио, собрались около дома Уркхарта на Кембридж-стрит, когда в десять минут девятого утра он показался на пороге своего дома. Фрэнсис дожидался нужного момента внутри, сильно нервничая и стараясь выйти в тот самый момент, когда начнется программа «Сегодня» на радио «Би-би-си», а также другие утренние телевизионные передачи, чтобы попасть в живой эфир. Толпа телевизионщиков привлекла внимание проходивших мимо горожан и пассажиров, которые шли от станции метро «Виктория», и те останавливались, пытаясь понять, что происходит. Камеры тут же стали выхватывать из толпы лица «обычных граждан», как назвал их один из комментаторов, с интересом смотревших на стоявшего на пороге своего дома человека.

Репортеры принялись выкрикивать практически одинаковые вопросы, и Уркхарт помахал рукой, чтобы их успокоить. Все увидели, что он держит в поднятой руке утренний номер «Телеграф», и сложилось впечатление, будто он салютует собравшимся, что еще больше увеличило их число. В конце концов, ему удалось добиться относительной ти-шины.

– Леди и джентльмены, как Главный Кнут, я бы хотел думать, что вы собрались здесь из-за того, что вас интересуют детали новой законодательной программы правительства, – громко сказал Фрэнсис. – Но подозреваю, что у вас на уме совсем другое.

Его легкий сарказм вызвал понимающий смех репортеров – Уркхарт полностью контролировал ситуацию.

– Я с огромным удивлением и интересом прочитал утренний номер «Телеграф». – Он снова поднял газету, чтобы ее сняли камеры. – Высокая оценка моих способностей для меня – большая честь, однако заверяю вас: по моему мнению, она сильно преувеличена. Как вы знаете, я однозначно дал понять, что не собираюсь выдвигать свою кандидатуру, полагая, что для партии будет полезнее, если Главный Кнут останется в стороне от выборов.

Политик откашлялся. Все молча ждали – карандаши наготове, микрофоны и камеры направлены в его сторону.

– В целом я не изменил свою точку зрения, – продолжил Фрэнсис. – Однако «Телеграф» подняла важные вопросы, которые следует рассмотреть самым тщательным образом. Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к тому, что я не стану прямо сейчас принимать необдуманных решений. Я хочу потратить некоторое время на консультации с коллегами, чтобы узнать, что думают они, а также намерен провести долгий и серьезный разговор с женой, чье мнение является для меня самым важным. Потом я подумаю еще немного и завтра утром сообщу о своем решении. А пока, надеюсь, вы предоставите мне и моей семье несколько часов покоя. Больше мне нечего сказать. Завтра!

Взмахнув напоследок рукой, все еще сжимавшей газету, Уркхарт выждал несколько секунд, чтобы удовлетворить кричащих фотокорреспондентов, после чего вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь.

* * *

К вечеру понедельника Мэтти уже спрашивала себя, не слишком ли поторопилась. После того как выскочила из кабинета главного редактора, женщина уговорила себя, что решила все свои личные и профессиональные проблемы одним махом – больше никакого Краевски и никакого Престона, только статья, на которой она могла сосредоточить все свое внимание. Но теперь журналистка уже не была так уверена, что поступила правильно. Она провела одинокие субботу и воскресенье, пытаясь понять, в каких газетах хотела бы работать, но почти сразу сообразила, что во всех имеются отличные команды политических репортеров и нет вакансии, на которую она могла бы претендовать.

Сторин сделала множество телефонных звонков, но те привели лишь к нескольким договоренностям о встречах. Кроме того, начал распространяться слух, что она вылетела из кабинета Престона в слезах после того, как главный редактор поставил под сомнение ее выводы, а слишком чувствительные женщины никогда не импонировали альфа-самцам из мира журналистики. Настроение корреспондентки нисколько не улучшилось, когда Английский банк увеличил процентные ставки, чтобы защитить стерлинг от спекуляции в период выборов нового премьер-министра: из-за этого тут же возросли и ипотечные ставки, и Мэтти сообразила, что ей нечем будет платить за жилье. Погашать кредит было непросто, даже когда она регулярно получала заработную плату, а без работы она и вовсе окажется в чрезвычайно тяжелом положении.

И еще Сторин чувствовала себя одинокой. Ее постель снова превратилась в арктический аванпост, годный только для пингвинов, и нисколько не дарила ей утешения и покоя.

Однако ее открытие и статья постоянно занимали все мысли девушки, прогоняя остальные заботы, особенно после того, как вмешательство «Телеграф» дало им совсем новое направление. В самом начале вечера Мэтти смотрела по телевизору разные новостные программы, главной темой которых были рассуждения о том, выдвинет ли Уркхарт свою кандидатуру на пост премьер-министра. Кроме того, они подробно рассказывали неосведомленной аудитории, чем в обычной жизни занимается Главный Кнут и кто это вообще такой.

Мэтти требовалось с кем-нибудь поговорить, и вскоре, не вникая в противоречивые чувства, бушевавшие у нее внутри, она оказалась на деревянной платформе, являвшейся частью пирса Чаринг-кросс, которая раскачивалась под напором прилива.

Несколько минут назад журналистка увидела, что приближается речное такси, принадлежавшее «Телеграф». Оно развозило служащих вниз по течению, на территории доков и в более цивилизованную центральную часть столицы.

Как и рассчитывала Сторин, на борту оказался Краевски, который ничего не сказал, увидев ее на пирсе, но молча принял ее приглашение прогуляться.

Вечер выдался сухим и ясным, так что они поплотнее запахнули куртки и молча пошли по набережной, следуя за извивами реки. Периодически перед ними открывался вид на залитый светом прожекторов «Ройял-фестивал-холл», здание парламента за ним и взиравший на него сверху вниз Биг-Бен. Прошло довольно много времени, прежде чем Краевски заговорил. Он решил, что не станет задавать вопросы про вчерашний вечер, потому что знал, что сейчас занимает мысли его спутницы.

– Ну и что ты про все это думаешь? – спросил он.

Женщина смущенно улыбнулась, благодарная за то, что он бросил ей спасательный круг и не стал требовать объяснений, которые она не хотела – или не могла? – ему дать.

– Это необычно, – сказала Сторин. – Они выставляют его мессией на белом коне, мчащимся на выручку в трудную минуту. Почему Грев так поступил?

– Не знаю. Вчера Грев пришел довольно поздно, никому не сказал ни слова, полностью переделал всю газету и поставил на первую полосу редакционную статью. Без всяких предупреждений и объяснений. И он сумел произвести сильное впечатление. Быть может, он прав…

Мэтти покачала головой:

– Не думаю, что это Грев. Он не в состоянии принять такое решение. Нужно обладать яйцами, чтобы так позиционировать газету. – Журналистка чуть не сказала «подставить», но вовремя сдержалась. – Не вызывает сомнений, что приказ мог отдать только один человек: наш – точнее, ваш – любимый хозяин, мистер Лэндлесс. Когда он вмешался в прошлый раз, Коллинридж ушел в отставку, а теперь он собирается возложить корону на чью-то другую голову.