тесьмой на теле, чтобы груз не болтался. Это невозможно, твердили умельцы из штаба Огуза, но Навсол и его чудо-птицы доказали обратное.

– Кладезь информации, – уточнил я. – Глашатай радостных вестей.

Навсол, стоит отдать ему должное, был ловок и быстр. Он вскочил было на ноги, миновал стражу и был уже на полпути к двери, когда Лисимах сграбастал его и усадил на стул, к которому мы тщательно привязали птичника, прежде чем продолжить беседу.

– Я не хочу заставлять тебя делать что-то поперек воли, – сказал я ему. – И если ты не желаешь со мной сотрудничать – прекрасно, я понимаю. Но тогда я препоручу тебя Арраску и расскажу обо всем, чем ты тут втихомолку занимался.

Похоже, такой поворот его не очень устраивал.

– Что ж, добро пожаловать в команду, – сказал я ему. – Я не буду мешать тебе слать врагам сообщения – при условии, что буду видеть их первым. Продолжай в том же духе. Если канал внезапно заглохнет, за стенами заподозрят неладное – тогда помощи от тебя мне не будет никакой. Изредка я буду давать тебе что-нибудь, написанное лично мной. Это ведь не проблема для тебя, Навсол?

Он горячо заверил меня, что нет.

– Славно, – резюмировал я. – Было приятно познакомиться.

Я не одобряю коды, шифры и тому подобную чепуху. Умные люди расколют их как орехи. Кодирование сообщений отнимает долгие часы – на составление диаграмм, ключей, всех этих таблиц дешифровки. Как по мне, жизнь слишком коротка, чтобы, ломая глаза и марая кипы бумаги, читать в итоге «сегодня на ужин была рыба с петрушкой, а как у вас дела?». Гораздо проще использовать самые обычные слова – при условии, что они написаны на языке, который никто, кроме вас и вашего адресата, не может понять. Скажем, на том же алаузском – родном для меня и Огуза языке. В Городе, возможно, наскребется дюжины три людей, владеющих алаузским, ну и пара сотен наверняка будет в огромной Огузовой орде. Наш народ сходит с обжитых мест лишь в том случае, если никакого выбора нет. Небольшим недостатком является лишь то, что алаузы никогда не имели письменности, так как не умеют ни читать, ни писать. Но все бывает в первый раз. Я обнаружил, что можно более-менее писать на алаузском, используя алфавит джазигитов. В нем нет «у» и вместо «ф» приходится писать «оо», но это пустяки. Так получилось, что джазигитским я владею – не важно, длинная история, – и наверняка у Огуза в его мультинациональном войске сыщется какой-нибудь полиглот, способный прочесть то, что я настрочил, хотя джазигитов осталось во всем мире еще меньше, чем алаузов. Вот это я понимаю – криптография.

– А что это значит? – спросил Навсол, когда я передал ему сообщение для отправки. – Какая-то абракадабра.

– Абракадабра и есть, – бросил я ему. – Смысла никакого. Подумай, сколько времени и энергии они потратят впустую, прежде чем до них дойдет.

* * *

Чтобы проникнуть в Город иным путем, сказал я своему старейшему и лучшему другу, потребуются некоторые усилия, но выбирать не приходится. Взяв бумагу и писчее перо, я набросал русло главного стока, который, естественно, впадает в залив с южной стороны, так что течение смывает все дерьмо в море. То, что обозначила моя сморщенная, нарисованная от руки карта (ни на одной современной и официальной этого нет), – старая ветка канализации, которая была выведена из эксплуатации и запечатана после инцидента с провалившейся в Нижнем городе улицей. Эта ветка первоначально оканчивалась в топях за стеной, но топи уже давно осушили, лет семьдесят тому назад, и теперь там лужайки с сочной зеленой травой. И если кто-нибудь взялся бы копать колодец глубиной в пятьдесят семь футов, начиная от заброшенной кожевенной фабрики и углубляясь в сторону колокольни монастыря Золотой Надежды, довольно скоро обнаружил бы, что скребется о стену заброшенного водостока, ведущего к замурованному соединению с основной канализацией. Оттуда к поверхности ведет дюжина или около того широких, ухоженных тоннелей, ведущих на поверхность. Звуки раскопок никого не потревожат – на таком удалении от стен уж точно. Выбравшись на поверхность где-нибудь в районе Закалочных полей, посреди ночи да с тысячей или около того своих лучших людей, Огуз без проблем сокрушит охрану у Восточных ворот, прежде чем у дежурящих там появится шанс поднять тревогу и призвать подмогу.

Единственная проблема, с которой он столкнется, – порядка тридцати футов твердой скалы, на которую можно наткнуться примерно в ста ярдах от места соединения с главной магистралью канализации. Первоначально, как я объяснил, ветка обходила препятствие по длинной широкой петле – но участок той петли обрушился, унеся с собой несколько улиц, и теперь был полностью заблокирован. Поэтому было бы быстрее и проще прорубиться через первоначальное препятствие, чем возиться с попытками расчистить обрушившийся обход, если предположить, что его в принципе можно еще отыскать. Ну да, прорубаться через тридцать футов скалы – дело не плевое, но в армии из ста двадцати тысяч человек, несомненно, найдутся бывалые опытные шахтеры, которым такая задачка по плечу. Огуз сказал – да, такие люди в его распоряжении есть. И я ответил ему – прекрасно, если твои раскопки начнутся на старом кожевенном заводе, под прикрытием его стен, при должной осторожности никто с зубцов не сможет увидеть их, и мне не придется превращать твою жизнь в ад огнем из катапульт и требушетов.

* * *

В тот день я не смог присутствовать лично – был занят делами, – поэтому того, что произошло, я не увидел. Но, предполагаю, обстояло все примерно так. Стражники днем принялись обходить дома. Успех у такого предприятия вроде бы сомнителен – мужчины по своей природе очень храбры, но не тогда, когда приходится отворять двери незнакомым людям. Но если хозяйка дома, она непременно ответит и спросит, какого же черта вам нужно. И тогда солдаты скажут, зачем явились.

– И зачем вам это? – поинтересуется бедная женщина не без оснований.

Стражники, с которыми причиной никто не поделился, пожмут в ответ плечами и скажут:

– Знать не знаем, но приказ есть приказ. У вас найдется то, что нам нужно?

– Нет, – ответит, само собой, хозяйка.

– Вы уверены? – уточнят они. – Если кто-то скажет «нет», у нас есть приказ и на этот случай – обыскать дом сверху донизу!

– Ладно, дайте подумать, – скажет хозяйка. – Ждите здесь.

Через какое-то время она вернется с грудой самых обычных кастрюль и котлов. Все это добро они заберут и осторожно погрузят на ручную тележку.

– Вы хоть вернете их? – спросит хозяйка, на что бравые ребята