-Тебе тоже было плохо?

Вианданте поморщился.

- Там тяжело дышать. Спертый смрадный дух, пропитанный гнилью распада, что бывает в мертвецких при госпиталях... В глазах темнеет, наваливается какая-то неопределимая мутная тягота, при нас, вдобавок, там нашли старый тайник, забитый сгнившими костями и черепами, смердящий затхлой непереносимой вонью... Оттуда хотелось уйти, и я был рад, когда Дориа, почувствовав дурноту, попросил вывести его оттуда. Я и сам едва держался на ногах. Но зато там в полной мере постигаешь, сколько зла способен натворить один выродок, вообразивший себя мерой всех вещей...

- А что можно почерпнуть из документов?

- По свидетельствам современников, Жиль был крепкого сложения, довольно красив, изысканно элегантен и немного нервен. Ему довелось стать свидетелем великих событий. Общение с Жанной д"Арк обострило его мистическую экзальтацию. Неизвестно, чем был занят Жиль после казни Орлеанской Девы, но в возрасте двадцати шести лет он затворился в своём замке Тиффож, вскоре прославился как эрудит, написал трактат о таинстве заклинания демонов, его библиотека считалась богатейшей в стране. Со всех уголков Франции в его замок стекались художники, поэты, ученые, природная склонность к мистицизму усилилась ежедневным общением с фанатичными приверженцами демонологии. Он обнаружил болезненную тягу и к утонченнейшей роскоши, и безумные расходы окончательно разорили его. Он ступил на опасный путь займов, стал брать деньги в рост, заложил замки, продавал земли. Приближающаяся нищета породила надежду на то, что предотвратить её сможет только дьявол. Добавь сюда распутство, маловерие, жгучее любопытство к запретным наукам, - и вот, судя по документам, Жиль заказал специальную печь, купил весы, тигель и реторту. С чем только не экспериментировал! Купорос, селитра, ртутная жидкость, сок чистотела и портулака, внутренности голодной жабы, человеческая моча, кровь менструаций, женское молоко! Но все опыты оказывались неудачными и барон поверил, что чернокнижники правы - без помощи сатаны не обойтись.

Отсюда берет начало череда безумных преступлений.

Некий колдун, имя которого до нас не дошло, заперся в одной из комнат замка вместе с Жилем и Сийе, начертил круг на полу и предложил войти в него. Сийе отказался, но Жиль встал в центр, но как только колдун приступил к делу, дрогнул и попытался осенить себя крестным знамением. В какой-то момент почувствовал, что кто-то коснулся его затылка и бросился к дверям, Сийе выпрыгнул в окно, они встретились внизу и стали прислушиваться к вою, доносящемуся из комнаты колдуна. До них доносились удары, стоны, призыв на помощь. Когда шум стих, подкрались к двери и наткнулись на распростертое, с размозженной головой, тело израненного колдуна.

Жиль отчаялся, но тут его родственник Евстахий Бланше вернулся из Италии вместе со флорентинским магом Франческо Прелати. Это было порождение нашей земли, Элиа. Он родился в епархии Люк, в Пистре, был посвящен в сан епископом Ареццо. Вскоре стал учеником флорентийского "чудотворца" Иоанна де Фонтенелля, редкостного пройдохи. Подписал договор с дьяволом по имени Баррон, и с этого момента обходительный и красноречивый аббат посвятил себя страшным ритуалам черной магии. Ему не было и двадцати трех лет, его отличали начитанность и изысканность манер. Печи вновь запылали. Вдвоем они с жаром принялись за дело, призывая на помощь преисподнюю. Это чуть было не стоило Прелати жизни. Однажды после полудня Бланше заметил на галерее Жиля, заливавшегося слезами. Из комнаты, где Прелати вызывал дьявола, доносились крики и мольбы. "Сатана убьет моего бедного Франческо, - воскликнул Жиль, - умоляю тебя, помоги ему!" В эту минуту дверь распахнулась и истекающий кровью Прелати упал ему на руки.

Документы, рассказывающие об этих случаях, представляют собой фрагменты процесса по делу Жиля. Епископ Дориа интересовался, не был ли Прелати просто хитрым мошенником, воспользовавшимся доверием Жиля и морочившим ему голову? Но мсье Жан был иного мнения. Ведь Прелати были нанесены столь жестокие увечья, что продержали его потом месяц в постели в непрекращающемся жару и перемежающейся лихорадке... Не сам же он до такой степени себя изувечил? Он подлинно висел между жизнью и смертью. При этом ни Жиль, ни Прелати не сомневались, что сумеют добыть философский камень, если Сатана отнесется к ним благосклонно. Мечтали не только о богатстве, но и о бессмертии, ведь считалось, что философский камень не только переплавляет медь в золото, но и лечит любые болезни и дает возможность достигнуть возраста патриархов, избегнув немощной старости и смерти.

- Безумцы, - Элиа подлил в стаканы вина.

- Нет, - возразил Вианданте. - Бессмысленно ставить в один ряд сумасшедших, и тех, кто сознательно отдают себя в руки Сатаны, совершая зло ради зла. Последние не более безумны, чем тот, кто творит добро ради добра.

Алхимические опыты Жиля ни к чему не привели, Прелати твердил, что нужно пообещать Сатане душу или встать на путь кровавых преступлений. Но уступить душу Дьяволу Жиль боялся. Мысль же об убийствах ужаса ему не внушала. Этого внутреннего согласия хватило. Сатана проник в его душу. И не собирался, естественно, обогащать того, кем уже овладел. Жиль был не первым глупцом, который мнил, что Дьявол честно платит по выданным векселям.

Жиль начал предаваться кутежам, и вскоре дьявольское пламя опалило его изнутри. После того, как Жиль долгое время вращался в обществе распутниц при дворе, он пресытился женскими прелестями и развращал мальчиков-певчих. Но закон сатанизма требовал, чтобы избранник Ада прошел всю лестницу греха, спускаясь все ниже по спирали в бездну. Душа Жиля гнила, в её нарывающей оболочке поселился ад. Первой жертвой Жиля стал мальчик, имя которого не сохранилось в источниках. Жиль зарезал его, отрубил ему руки, вырвал сердце и отнес в комнату Прелати. Это был дар Сатане, и оба усердно взывали к нему. Но дьявол, давно живя в Жиле, хранил молчание. Жиль собрал кровь этого ребенка и переписывал ею формулы призывания дьявола и колдовские книги.

- Дориа приказал мне изучить материалы процесса. Нам позволили, полномочия епископа и его родственные связи открыли двери архивов. С 1432 по 1440 год, то есть в течение восьми лет, протекших с того момента, когда Жиль получил отставку, и до его смерти, жители Анжу, Пуату, Бретани оглашали окрестности плачем. Дети бесследно исчезали, пастухи уходили в поля и не возвращались, мальчуганы, беззаботно игравшие в мяч на улице или резвившиеся на опушках, пропадали! Герцог Бретани приказал начать следствие, и писари, состоявшие при Жане Тушеронде, уполномоченном по уголовным вопросам, вели бесконечный список детей, которых оплакивали родные. "Сын женщины по имени Перонь, "посещавший школу и выказавший отличные способности", пропал в Рошебернаре... Сын Гийома Брис, "нищий, живший подаяниями", пропал в Сент-Этьен-де-Монтлюке... Сын Жеорже де Барбье, "которого в последний раз видели за постоялым двором Рондо, где он собирал яблоки", пропал в Машекуле. Сын Мателин Туар, "ребенок лет двенадцати", пропал в Тонайе, "и люди слышали, как он плакал и звал на помощь". В Машекуле же муж и жена Сержан на Троицын день оставили своего восьмилетнего ребенка дома одного и, вернувшись с поля, "не нашли упомянутого выше отрока восьми лет, чему удивились и впали в великую печаль". Пьер Бадье, торговец из Шантелу, заявил, что примерно год назад он видел во владениях де Рэ двух девятилетних детей, сыновей Робэна Паво. "Никто больше их не встречал, и их судьба неизвестна". Жанна Дарель показала в Нанте, что она в праздничный день была в городе со своим сыном по имени Оливер, мальчиком семи лет, "и с того дня больше не видела его, ничего о нём не слышала"...