раньше в прежней свободной зоне, будто война не касалась их непосредственно. Теперь затронуты были все сферы жизни. Если кого-то ловили укрывающим агентов союзников, вся семья могла быть без промедления расстреляна, независимо от того, были ли они пособниками. Иногда агент, прячущийся в многоквартирном доме, навлекал страшную беду на всех ни о чем не подозревающих жителей. Уинстон Черчилль видел в подобных зверствах нацистов непосредственную помощь военным действиям союзников: «Кровь мучеников, – говорил он на заседании комитета по вопросам обороны кабинета министров, – была семенем церкви»[265][266].

Истинное лицо режима Виши теперь открылось даже тем, кто раньше поддерживал Петэна. Он больше не считался спасителем нации. Отношение к нему еще больше охладело, когда французская полиция стала потворствовать слишком явной «общественной чистке», депортируя до 10 000 евреев в неделю, включая детей, женщин и стариков. Хищная Французская милиция – вишистская версия гестапо, созданная в январе 1943 года, – еще больше способствовала росту инакомыслия. У этой организации было достаточно понимания ситуации для проникновения в тыл противника, репрессий и пыток соотечественников. Ее начальником был французский член войск СС, и сотрудники (в основном гангстеры местного розлива или богатые молодые бескомпромиссные роялисты) важно разгуливали в черных рубашках, размахивая своим недавно приобретенным оружием; их преступное варварство вызывало отвращение даже у некоторых немцев. Что удивительно – каждым шестым членом милиции была женщина[267].

В начале 1943 года французская молодежь, выступающая на стороне союзников, начала демонстрировать свои убеждения, показательно читая «На Западном фронте без перемен» (немецкий роман, пацифистские идеи которого представляли угрозу нацизму) или держа в руках две удочки (по-французски – deux gaules, что созвучно фамилии де Голля)[268]. Эти скромные жесты обернулись массовым гражданским протестом в марте 1943 года, когда ситуативный захват французов в качестве рабов для немецкой военной промышленности (как, например, рейд, которого Вирджинии и Оливу чудом удалось избежать в Марселе) превратился в управляемую Францией систематическую депортацию молодых мужчин, а иногда и женщин. Нацисты требовали 1,5 миллиона французских рабочих взамен своих, погибших, взятых в плен или раненых в боях. Теперь опасности подвергались уже не иностранцы или незнакомцы, а чей-то сын, брат, муж или отец в возрасте от девятнадцати до тридцати двух лет, вынужденные ехать в Германию. Единственным вариантом избежать Service du Travail Obligatoire (фр.: «принудительные работы»), или STO, было спрятаться. Молодые люди, столкнувшиеся с депортацией на юге, исчезали в маки (корсиканский термин, обозначающий густой и низкорослый подлесок в горах, распространенный в этой местности). В течение месяца после введения принудительных работ фраза «уйти в маки» стала общепринятым выражением на большей части территории Франции: она значила уже не просто бегство в дикую местность, а принадлежность к одной из групп людей, скрывающихся от закона и формирующих группы сопротивления. Таким образом самые примерные французы становились правонарушителями. Десятки тысяч тайно собирались в горных хижинах и пещерах, лесах и на отдаленных плоскогорьях, готовясь ко дню, когда смогут сразиться с захватчиками. Франция, наконец, поднимала голову. Национальное самосознание начало расти. С особым упоением в «Марсельезе» пели строчку: «Aux armes, citoyens! Formez vos bataillons!» («К оружию, граждане, стройтесь в батальоны!»).

В течение следующих нескольких месяцев между маки и немцами с их сторонниками из полиции Виши периодически вспыхивали бои на юго-востоке Франции и в Центральном горном массиве. Хотя партизанам не хватало лидера и у них не было необходимых подготовки, денег, оружия, боеприпасов и даже стратегии или еды, их воодушевляли успехи союзников в других регионах. Конца войны все еще не было видно, но в долгосрочной перспективе немцы больше не считались непобедимыми. Красная армия уничтожила вермахт под Сталинградом в феврале 1943 года после пятимесячной осады, а к концу августа после победы в Курской битве Советы вытеснили немцев с русской земли. В мае союзники начали претендовать на Ближний Восток вслед за Северной Африкой. Это привело к ключевому шагу в продвижении в Европе, когда в июле союзники высадились на Сицилии, – вскоре после этого Муссолини был изгнан. Таким образом, когда началось наращивание союзных войск в Британии в рамках подготовки к долгожданному вторжению во Францию, Гитлер уже сражался на нескольких фронтах. Тут и там слухи лихорадочно предполагали, что вторжение может произойти уже осенью.

И все же Франция была теперь гораздо более опасным местом, чем в первые годы войны. Когда-то представлявшийся всемогущим, рейх оказался под угрозой и потому занял оборону. Режим организованного террора Барби продолжал сокрушать остатки Сопротивления в Лионе, и участникам движения приходилось тяжело. В январе три французские подпольные организации объединились, чтобы создать Тайную армию[269], но шесть месяцев спустя их лидер-вдохновитель Жан Мулен был задержан в Лионе и две недели подвергался пыткам со стороны Барби, которые привели к смерти макизара. Мулен так и не выдал своих секретов, но вскоре после этого гестапо совершенно независимо арестовало Фрэнсиса Саттилла, главу крупнейшей сети УСО, что привело к еще тысяче арестов и захвату складов с оружием по всей северной и центральной Франции. Роковое пренебрежение Саттилла правилами   безопасности – его заметили демонстрирующим свои навыки обращения с оружием в парижском ночном клубе – также привело к тому, что в распоряжении немцев оказались еще два радиопередатчика УСО. Несмотря на предупреждения о том, что вся сеть «Проспер» ликвидирована и ни одним из ее элементов нельзя пользоваться, Бейкер-стрит отказывалась верить, что один из передатчиков находится под контролем Германии. Через несколько дней она начала отправлять сообщения, пренебрегая критическими проверками безопасности. В конце концов Бакмастер понял, что произошло, но продолжал передавать приказы и даже доставлять в этот район новых агентов и оружие. Эта очевидная небрежность заставила некоторых обвинять Бейкер-стрит в смертельно опасной беспечности.

Вероятнее всего, Лондон решил, что жертвы были ценой, которую можно и нужно заплатить во имя великой цели. Как отметил в служебной записке закаленный в боях ветеран Первой мировой войны бригадир Колин Габбинс (сменивший сэра Чарльза Хамбро на посту начальника УСО): «Стратегически Франция, безусловно, является самой важной страной на западном фронте. Поэтому я думаю, что УСО должно рассматривать этот театр военных действий как место, где тяжелые потери неизбежны. Но это принесет самые высокие дивиденды»[270]. В результате в район вокруг Парижа и к югу от него было отправлено еще больше агентов, которые через несколько дней после прибытия оказались под стражей нацистов. Некоторые из них были женщинами, которых срочно призвали, чтобы восполнить нехватку сотрудников, оставшуюся после безжалостных облав на операторов связи. Нур Инайят Хан (знатная мусульманка индийского происхождения) была отправлена в уже скомпрометированную сеть, даже несмотря на то,