– Вы же из усадьбы Хравна Одноухого?

– Ну вроде так его звали.

– И эти… заложники все еще там?

– Ну.

– Вот и надо всех их освободить!

– А-а!.. – просветлел рыжий. – Это можно.

– Тогда вперед!

И легкая конница, резко усилившись за счет тяжелой пехоты, двинулась по лесу.

Вскоре едва различимая тропа пошире сделалась и вывела на большую поляну, середину которой и занимала усадьба Хравна.

Сама поляна была безлюдна, и над частоколом не видать было дозорных, но гомон, что стоял над хутором, могло поднять лишь большое скопление людей.

То ли разброд и шатания продолжались в рядах «сборной», то ли какая иная замятня.

– Лучники, – быстро скомандовал Кривой, – следите за частоколом!

– Не высовываются оне, – проворчал один из стрелков.

– Бьёрн! – тихонько позвал Хродгейр.

– Здесь мы, – последовал отклик, и из-за дерева выступил плотно сбитый человек в кожаных куртке и штанах.

За ним «проявились» остальные лесовики – они даже не прятались, просто стояли неподвижно, но разглядеть их Косте удалось лишь тогда, когда те сами захотели.

– Ждем Йодура и его парней, – сказал Кривой. – Что там творится?

– Сейчас узнаем, – ответил Бьёрн, издавая приглушенный свист.

И Константин увидал еще одного ополченца-лесовика.

Тот висел на частоколе, сливаясь с ошкуренными бревнами, и притворялся ветошью.

Бесшумно спрыгнув, ополченец почесал к чаще, где скрывались конники.

– Распря у них, – радостно доложил он. – Не ведают, как им быть, вот и свару затеяли!

– Бонды там? – осведомился херсир.

– Там они, к стенке жмутся.

– Готовимся тогда и ждем.

Просто так стоять да томиться ожиданием никто не собирался. Любому воину всегда есть чем заняться.

Одни мечи да секиры вострили, тихонько оселками проводя по лезвиям, другие завязки на панцирях подтягивали, ремешки на мягких сапогах увязывали покрепче, третьи подшлемники прилаживали поудобней.

Четвертые… Пятые…

У всех дела нашлись.

Валера свой арбалет осваивал – натягивал витую тетиву, качая рычагом, целился, жалел, что масла под рукой нет, чтобы смазать немудреный механизм.

Костя полировал тряпушечкой клинок, больше нервы успокаивая, чем блеск наводя.

– Идут!

Хродгейр мигом встрепенулся.

Среди деревьев замелькали силуэты викингов.

Пара ополченцев, посланных навстречу, вернулась и доложила: Йодур пожаловал!

Вскоре нарисовался и сам Беловолосый.

Хлопнув пятерней о пятерню, они с Кривым живо обговорили бесхитростный план, и Хродгейр принялся командовать:

– Хёгни, веди своих к воротам. Как отворятся, сразу внутрь. Сечь своих не надо, ежели за оружием не потянутся.

– Да какие они мне свои, – пробурчал Рыжий Змей. – Свои – со мною.

– Тем лучше! Йодур, там мои ополченцы лестниц навязали – идете на приступ с тылу.

– Понято, – кивнул хевдинг и махнул рукой своим.

– Только по-тихому.

– А то…

Внушительный отряд двинулся лесом, шелестя и шурша.

– Сивый, Гюрдир, Одди, Сигмунд, Мёрд! – отрывисто сказал Хродгейр. – На стены!

«Великолепная пятерка» утвердительно кивнула и послала лошадей к частоколу.

А дальше началась самая настоящая джигитовка: конники вскакивали ногами на седла и оттуда перепрыгивали на верхушку ограды.

Секунда – и только пятеро оседланных лошадей, пофыркивая, рысят по кругу.

Галдеж за стенами резко усилился, ворота вздрогнули и стали открываться, толкаемые Гюрдиром и Одди, Сигмундом и Мёрдом. Сивый раскинул руки и ноги на затоптанной земле у мощного воротного столба, тих и безмолвен.

Двор был полон народу.

В основном тут толпились хирдманы Торгрима да Эйвинда. Захваченные семейства бондов жались к стенам – насупленные мужики с синяками на лицах стояли, сжимая кулаки, заплаканные женщины тискали малых детей.

С диким ревом, выхватив мечи да секиры, вся братия Рыжего Змея ринулась в усадьбу. Следом, гикая и свистя, ворвалась конница.

Трое или четверо самых безбашенных бросились навстречу. Один взлетел по приставной лестнице на шаткий помост, тянувшийся вдоль частокола, высунулся, схлопотал стрелу – и скатился вниз.

Ребятки Хёгни достойно встретили нетерпеливых – яростно залязгало, заширкало, зазвенело железо.

Глухо отзывались на удары щиты.

Черная брань висла в воздухе почти зримой пеленой.

Брызнула кровь, и Хродгейр крикнул:

– Прекратить!

Этот его приказ был выполнен сразу – Хёгни отступил, довольно скалясь, безбашенные остались лежать недвижимо, а большая часть хирдманов, гомонившая давеча, отступила к хозяйскому дому.

На крыльце возник Гунульф С Красным Щитом.

Бледный, с кругами под глазами, изрядно покрасневшими из-за бессонницы, с осунувшимся лицом, сэконунг выглядел постаревшим и угнетенным.

– Вот и наш предатель явился, – проговорил он, дергая щекой. – Что, Хёгни, уговорился с Хьельдом?

– Еще нет, Гунульф, – на удивление спокойно ответил рыжий, – но уговор будет. Ты мне другое скажи. Вот я был кормщиком на «Черном лебеде». И где нынче тот драккар? Мы выступили на Сокнхейд, и было нас две больших сотни. И где тот хирд? А, сэконунг сраный? Ты назвал меня предателем… Говори, что хошь, но сперва подумай, и скажи, кто ты сам!

Гунульф побледнел еще больше.

Схватился за рукоять меча, рванулся, но седой Геллир удержал его.

– Не на того ты меч обнажаешь, сэконунг, – сумрачно сказал он. – Признай истину – Один и Тюр[66]отвернулись от тебя.

Геллир умер сразу – сын Рёгнвальда Клапы вонзил ему в печень здоровенный кинжал, схожий размерами с саксом.

И выхватил меч.

– Бей неверных! – взревел он. – Бей всех!

Не каждый викинг схватился за оружие, заслышав сей призыв, но половина засевших в усадьбе – точно.

Они бросились на отряд Рыжего Змея, врубаясь с той яростью, что граничит с отчаянием.

Ворота стояли открытыми настежь, но люди Гунульфа не шли на прорыв, они лютовали внутри усадьбы, как дикие звери в загоне, кромсая острой сталью и своих, и чужих.

Конники Хродгейра заслонили собой бондов, и им досталось пополной. Половине лошадей хирдманы выпустили кишки и брали на копье всадников, выпавших из седла.