Я молча взял из рук геолога извлеченные из недр анализатора емкость и несколько мелких ситечек, промыл их под струями ледяной воды от налипших частиц песка. Алекслав бережно установил все обратно в прибор, туда же влил и воду. Снова подключил энергоблок, и дикий вой анализатора окончательно разогнал опустившихся было на скалы краснокрылов.

– Какие результаты? – перекрикивая грохот и скрежет, проорал я на ухо геологу.

– Результаты? – прокричал Алекслав в ответ. – Это первая проба! Дождитесь, пока мы соберем образцы хотя бы с двадцати точек, тогда и будут вам результаты!

– Двадцать?!!

– Думаете, маловато? – я был готов поклясться, что Алекслав тщательно сдерживает усмешку. – Для верности, конечно, неплохо бы взять пятьдесят-сто, но у нас нет времени на прохождение нормальной петли! Тем более, к разработке этих жил колония сможет приступить в лучшем случае лет через десять!

Облегченно выдохнув, я опустил связку древовидных хвощей возле костра.

Мне повезло. Среди окружающих нас зарослей мне посчастливилось наткнуться на широкую полосу изломанного и прижатого к земле сухостоя. На рубку свежих побегов уходило совершенно невозможное количество времени – мой походный топорик терзал тонкие стволики не меньше получаса каждый.

К тому же и горел свежесрубленный хвощ отвратительно. Нельзя сказать, чтобы и сухие побеги горели хорошо – чадили, плевались искрами, но давать ровное пламя упорно отказывались. Но, подбросив в костер первые плоды своих трудов, я вынудил разложившего палатку и колдующего над ужином Алекслава убраться подальше от огня и пробормотать что-то нелестное.

Огонь нужен был нам не для защиты от холода. Пусть промозглый ветер и холодный камень быстро вытягивали тепло из каждой клеточки, с нашими термокомбинезонами и энергоблоком мы могли не бояться ночной стужи.

Даже на этой высоте водилась своя фауна. Обтачивали плети хвощей, ловко перепрыгивая с камня на камень, клювокролы, однажды мы видели бредущее через перевал стадо гигахомяков. В вышине кружился птеролюпус, высматривая неосторожного клювокрола, и где-то в зарослях пересвистывалась стая то ли бультерамнов, то ли крокопсов. Костер служил дополнительной гарантией, что кому-нибудь из местных хищников не придет в голову проверить на вкус новую добычу.

Над нами нависала перечеркнутая полосами и трещинами массивная громада каменной стены. Был ранний вечер, но солнце уже скрылось за ее изломанным гребнем, и густая тень накрыла нашу стоянку, погрузив окрестности в сумрак и зябкий холод. Умолкли виверниды, лишь потрескивал остывающий камень.

Я подбросил несколько поленьев в костер. Пламя взвилось вверх, слизнув подсохшую лиственную бахрому, лизнуло рубчатый ствол и неохотно принялось глодать кору.

Алекслав в молчании протянул мне котелок, исходящий паром. Я благодарно кивнул, устраиваясь поудобнее и доставая ложку.

Начался сегодняшний день с подъема по отлогому плечу горы, время от времени делая остановки для сбора образцов. Берег Кей-западной к вечеру второго дня стал слишком узким для пешего продвижения, поэтому мы поднялись на склон по южной стене ущелья и взяли курс напрямую на плато, пересекли гребень, отделяющий речную долину от нашей цели, и уже после полудня спустились по дальней его стороне. Спуск оказался труднее подъема – уклон был довольно велик. Большую часть пути приходилось преодолевать со страховкой, вгоняя в скалы клинья и цепляясь за камень «мушиными лапками».

Я здорово выдохся, да и Алекслав не выглядел полным сил. Рюкзаки легче не стали – место консервов заняли яваннологические образцы. Разреженный воздух сушил легкие – мы поднялись почти на три с половиной километра над уровнем моря.

– Теперь у нас достаточно образцов? – покончив с ужином и собрав котелки, спросил я устало.

– Мне нужны данные с самого плато, – Алекслав откинулся на свой рюкзак. – Но судя по пробам, в породах явные следы золота и свинцовых руд. Думаю, даже сейчас под нами может пролегать золотая жила. Хотя титан и цирконий, конечно, лучше.

– Чем лучше?

– Чем австралийцы, – хмыкнул антаркт. – Потому что цветные металлы нам понадобятся довольно скоро, если мы хотим делать хоть что-то из запчастей. А золоту мы найдем применение разве что в пайке контактов, – терпеливо разъяснил Алекслав. – С другой стороны, это меня настораживает…

– Почему? – с любопытством поинтересовался я.

– Все эти руды имеют в основном магматическое происхождение, – Алекслав нахмурился, крутя ложку в руках. – Мы-то считали, что вся эта платформа устойчива тектонически. А месторождения, судя по глубине залегания, молодые, примерно соответствующие нашим палеоценовым.

– То есть мы сидим на вулкане? – переспросил я.

– Не так уж все страшно, – геолог скупо улыбнулся. – Я думаю, плато сформировалось около пятидесяти-шестидесяти миллионов лет назад, когда движение материка к полюсу привело к меридиональной складчатости и вытолкнуло наверх сформированный ранее при столкновении платформ кряж. Но наша стоянка находится близко к северо-квосточному краю континентальной плиты, а это горообразование идет в основном в центре северной границы. Сильной сейсмики можно не ждать… Хотя для верности я запрошу у «Семени» спутниковый скан тектоники. Как будто за полгода они много насканируют, – возразил Алекслав сам себе. – А может, месторождения начали формироваться еще с коллизией, а новое горообразование только обнажило их. Посмотрим.

Поленья прогорали, дымя и стреляя искрами. Я израсходовал часть наших запасов воды, чтобы помыть котелок. Дождь в этих местах был редким гостем, Кей-западная брала свое начало от снеговых шапок центральной гряды хребта. Когда мы очутимся на плато, воду придется жестко экономить, подумалось мне. Хорошо, что, согласно плану экспедиции, провести на вершине нам предстоит дня три, не больше.

– Дров не хватит на всю ночь, – заметил я, глядя на догорающие угли. – Принесу-ка я еще сухостоя.

– Вернитесь до темноты, – предупредил Алекслав.

Я покосился на стремительно темнеющее небо. Темнеющее по кементарийским меркам – на Земле оно бы считалось практически ночным.

– У меня есть фонарик.

– Тогда внимательно смотрите под ноги, – проговорил геолог.

– Здесь рукой подать, – сухо ответил я. Мне не казалось, что я настолько неуклюж, чтобы поскальзываться на любом камне.

Хворостины, растущие ближе к костру, я уже обломал. Чтобы собрать вязанку потолще, пришлось продвигаться дальше по выломанному неведомой силой в зарослях проходу.

Фонарик и впрямь оказался кстати. Одно хорошо, местные растения не имели ветвей, о которые можно было бы ободрать лицо или выколоть глаза. Коленчатые стебли ломались с негромким треском.

Наконец вязанка стала достаточно велика, чтобы поддерживать горение костра как минимум несколько часов – так, что мне пришлось обвязать ее веревкой и взвалить на спину. Я неловко развернулся, веревка зацепилась за соседний ствол и соскользнула с моего плеча.