Блеснувшие в глазах эштарота слезы и дрогнувший голос, при воспоминании о матери, заставили забыть Пузура про гнев враждебности, с которой сыпался его молодой товарищ. Он по-отечески положил руку на плечо юноше, чтоб поддержать в скорби и успокоить внезапно вспыхнувшую ярость.

***

— Не надо — остановил гальнара Аш, когда Пузур вспомнил, про личину оставшуюся в возке. — Зачем она мне? Мне не придеться больше рядиться в него. Оставьте себе. Плут-Переплут хорошо кормил нас, пусть и дальше вам помогает. Пусть он защищает вашу правду.

Он не надеялся, что этим малым, хоть немного отплатит, за все то добро, которое получил от них, что смягчит все то, что пришлось претерпеть им из-за него. Хотел просто, уходя хоть чем-то поддержать разоренных бродяг, отдавших последниие слитки за тело несчастной скоморошки. Только это, он мог оставить им.

Прощаясь, они заверяли друг друга, встретиться когда-нибудь, буде пути их сойдутся вновь на пыльных дорогах Калама. Тут же на зов гальнара подошли попрощаться и остальные, и Эги совсем не строгая приобняла его и глупый Хувава расплакался как ребенок, и их новые товарищи кивнули, желая доброй дороги. И, провожая молодого товарища, расчувствовавшийся Пузур обнял юношу, не стесняясь побежавших по вспотевшим щекам слез. Старый скоморох понимал пустоту своих слов, и, что вряд ли когда-либо он увидит еще этого доброго и прямодушного чужака, ставшего для них уже родным, а он, так же как и его старый друг абгал, успел прикипеть к нему как к сыну. Но также понимал, что ни они, ни он, не смогут оставаться как раньше: слишком горьких случилось потерь, не избегнуть взаимных упреков, не посмеют ни взгляда поднять в глаза друг другу, да и пути их расходятся надолго. Те же мысли гложили Аша, когда щемя сердце, он оставлял этих веселых людей, но старался не подавать виду, полагаясь своей судьбой предначертанной высшими богами.

— Так должно быть. — Горделиво выпрямив спину, сухо отчитала всплакнувшего мужа Эги, когда взглядами провожали они одиноко бредущего в неизвестность путника.

2. Откровение.

Войска противников, готовились основательно к предстоящей осаде. Для обороны Киша стянулись полки со всех окраин севера, а со стороны юга веяло грозными ветрами союза южных городов и Нима, и осада обещала быть кровавой и затяжной. Оценив возможности обороняющихся, Аш со знанием заправского полководца, прикинул сколько еще простого люда вокруг поляжет, для спасения душ и богатства и утешений самолюбия лучших людей. Только чудо могло ускорить конец этой бессмысленной войны, и это чудо должен был совершить он. Самому ему было все равно, сколько положат друг друга убийцы его народа, но главный виновник всего сидел в Кише… А с ним засели и те, кто убил его учителя, кто так жестоко поступил с Нин; а чуда от него ожидали их враги. И они его получат.

Не успев даже подойти к передовой унукского войска, он был тут же остановлен сторожевыми отрядами, несмотря на то, что старался быть неприметным и старательно изображал из себя богомолицу. Столь сильная предусмотрительность разительно отличала руководство союзного войска, от разброда и растерянности кингалей кишского воинства, не додумавшихся отправить обходом вдоль границ отряды ополченцев. Поняв, что бесполезно, что-либо объяснять рядовым ополченцам не толкующих в тайнописи, Аш смиренно последовал за ними, благодаря богов за невесть откуда появившуюся законопослушность у унукцев, до сей поры не чурающихся убийствами странствующих богомольцев. Видно иноземцы крепко взялись за порядок в войске своих подопечных союзников после разгрома в Нибиру.

Воины из полков, мимо которых проходили ополченцы со своим пленником, озираяясь, вытягивали в их сторону шеи, стараясь разглядеть, кого тем удалось изловить. Но то ли от лени, то ли из-за приказа не вступать в разговоры со сторожевыми, не поднимали задницу с насиженных мест у костра; а может пленник в виде старухи, мало привлекал их внимание.

Подведя к шатру своего кингаля старуху, десятник не очень надеялся на благосклонность начальника за поимку какой-то бродяжки, и поэтому от греха не стал заводить ее с собой. К своему ужасу, в шатре он застал военачальника всего их войска. Запинаясь, бывалый вояка начал отчаячнно перебирать в памяти как следует приветствовать и обращаться к столь высокой особе.

Терпеливо выслушав вступительное приветствие с обязательным упоминанием своего еще непривычного, но ласкающего слух чина, новый лушар Унука, заменивший бесславно сгинувшего в поверженном Нибиру военачальника, милостиво позволил кингалю отчитать своего подчиненного. Тот принялся расспрашивать десятника, со столь же яростным нетерпеньем, с каким спокойствием выслушивал перечесление своих званий лушар.

— Нуу, что стоишь?! Рассказывай, с чем пожаловал. Лазутчика изловил, или наступление услышал? — Спросил кингаль, раздраженный поведением подчиненного, срамящего его перед начальством своей бестолковостью и отрывая их от важного обсуждения.

— Оо, высокочтимый лушар Унука; о, досточтимые кингали; да будет милостив благородный совет. — Прежде чем отчитаться, распростерся напуганный десятник, поняв свою оплошность. — Досточтимый кингаль, с той стороны не заметно никаких волнений,

— Ага, как высокочтимый лушар и предполагал, все силы сосредоточены у Киша. — Не преминул воспользоваться лестью кингаль шести сотен, теша самолюбивый нрав военачальника.

— На подступах к нашим рубежам тоже спокойно. Так, одна старуха, да и та полоумная.

— И вы ее пропустили??

— О, нет, как можно? Мы, как положено, доставили ее в наш стан, на суд благородного совета.

— Да что с ней делать? Зачем нам эта обуза? Избавьтесь от нее.

— Тотчас будет исполнено.

— Больше ничего?

— Нет.

— Ладно, иди.

— Погоди! Что это у тебя?! — Чуть ли не закричал, до того бесстрастно наблюдавший за разговором военачальник.

Десятник, струхнувший от внезапного внимания к своей скромной личности главного, невольно задрожал в коленях, тем более его тут же обступили грозные стражи. Военачальник же, забыв про всю свою особенную важность, подскочил к нему словно безусый новобранец.

— Что это у тебя я спрашиваю?

Десятник лишь недоуменно хлопал глазами, не понимая, что от него хочет столь важная особа, пока, наконец, не понял, проследив за его взглядом.

— Аа, это? — Облегченно выдохнул он, и с простоватой искренностью деревенщины, с гордостью разоткровенничался о своем приобретении, с неохотой передавая его начальствующему лицу. — Да это кольцо, как раз той старухи, что мы изловили. Подарок, так сказать. Все мне его совала, да к главным просилась. Чушь несла, мол, ее тут ждут. Сумасшедшая. Кто ее тут ждать будет? А как она раздеваться передо мной начала, я ее побить и велел. Говорю же, совсем из ума выжила старуха. — При мысли о том, какой страсти он мог подвергнуться, десятника передернуло. — Иш, чего удумала.

— Где ты его