Когда герр Байер возвращается из университета, я выхожу к нему. Мы вместе пьем чай, а он рассказывает мне, чем занимался весь день. На следующей неделе он собирается сводить меня в театр. Будем смотреть балет в исполнении каких-то русских артистов. Балет, по словам профессора, – это такое представление, когда все танцуют под музыку, но никто ничего не говорит. А мужчины-танцоры выступают даже не в брюках, а в рейтузах. Как девчонки. Ужас! После чая я возвращаюсь к себе в комнату. Через какое-то время переодеваюсь в вечернее платье, готовлюсь к ужину. Это платье сшила для меня фрекен Олсдаттер. Как бы я хотела, чтобы вы увидели его! Оно такое красивое… У меня еще никогда не было ничего подобного. За ужином мы пьем красное вино, которое герру Байеру присылают из Франции, и едим много рыбы под белым соусом. По словам профессора, здесь, в Христиании, все так едят. После ужина герр Байер закуривает сигару. Это табак, завернутый в сухой табачный лист. После сигары выпивает немного бренди. А я в это время уже возвращаюсь к себе. Как правило, очень уставшая. На прикроватной тумбочке меня поджидает стакан горячего коровьего молока.

В минувшее воскресенье мы вместе с фрекен Олсдаттер ходили в церковь. Герр Байер пообещал, что в будущем он тоже составит нам компанию, но сейчас он сильно занят. Церковь огромная, как самый настоящий кафедральный собор. На службу собрались сотни людей. Как вы понимаете из того, о чем я вам рассказала, жизнь у меня здесь совсем другая, чем та, которую я вела в Хеддале. Порой мне даже кажется, что все это сон и я живу не наяву. А родной дом, он так далеко от меня.

Я думала, что герр Байер забрал меня в Христианию для того, чтобы я здесь пела. Однако пока я не пою, а только разучиваю гаммы. Гаммы – это такие упражнения для голоса, когда повторяешь по порядку все ноты от верхней до нижней и наоборот, и так по многу раз, но никаких слов.

Свой адрес я написала в самом начале письма. С нетерпением буду ждать ответа. Прошу прощения за чернильные пятна и помарки. Это ведь мое первое письмо в жизни, и оно получилось таким длинным. Я писала его долго, много часов. Твоей ручкой, Ларс! Ручка лежит на моем письменном столе, и она всегда у меня перед глазами.

Ларс, пожалуйста, передай моим маме, папе, братьям, что я очень скучаю по ним. Почитай им это письмо. Боюсь, у меня просто не будет времени написать еще одно письмо, уже им. Да они и не очень сильны в грамоте.

Надеюсь, у тебя все хорошо. И твои свинки тоже в порядке.

Анна.

Анна еще раз перечитала письмо самым внимательным образом. За последние пять дней она извела кучу бумаги, написав по меньшей мере дюжину вариантов письма. Начинала писать и тут же выбрасывала в урну. Она понимала, что в письме полно ошибок. Ведь она писала некоторые слова так, как их говорят, а не так, как они правильно пишутся. Но тут она здраво рассудила, что Ларс будет рад любой весточке от нее. Все же письмо, пусть и с ошибками, лучше, чем никакого письма вовсе. К тому же ей не терпелось поделиться с близкими всеми теми чудесными переменами, какие происходят с ней в ее новой, столичной жизни. Анна аккуратно сложила письмо, поднялась из-за стола и тут случайно поймала свое отражение в зеркале. Какое-то время она внимательно изучала свое лицо.

«Неужели это я?» — спросила она у отражения. И, не получив ответа, направилась в ванную комнату.

Уже поздно вечером, лежа в постели, Анна прислушивалась к голосам и веселому смеху, долетавшему по коридору из гостиной. Поскольку у герра Байера были гости, то никакого ужина с ним за огромным полированным обеденным столом в этот вечер не было. Ужин Анне фрекен Олсдаттер принесла на подносе прямо в комнату. Вообще-то экономку зовут Лизой, как уже успела выяснить для себя Анна.

– Милая барышня, позвольте мне объяснить, – начал герр Байер, объявив Анне, что она не будет присутствовать на общем ужине, – причины такого моего шага. Вы делаете заметные успехи, это правда. Продвигаетесь вперед гораздо успешнее, чем многие из моих бывших студентов, которых я имел честь обучать. Но если я сейчас представлю вас своим гостям, то они наверняка тут же начнут упрашивать вас спеть для них что-нибудь. Ведь я им столько рассказывал о ваших выдающихся вокальных данных. А мы не можем устраивать ваш публичный показ, по крайней мере до тех пор, пока вы полностью не сформируетесь. И вот тогда вы предстанете перед всеми в лучах славы.

Анна уже успела привыкнуть к витиеватым речам профессора, однако выражение «полностью не сформируетесь» было ей не совсем понятно, и она долго размышляла над ним. Что это значит? Ей что, нужно отрастить себе третью руку? Конечно, третья рука ей бы не помешала на занятиях по фортепьяно. Или ей нужно нарастить пальцы на ногах, что помогло бы ей двигаться, как настоящей городской барышне? Именно об этом ей сказал один театральный режиссер, который навестил их сегодня во второй половине дня. Он сообщил Анне, что герр Байер специально пригласил его, чтобы он обучил Анну искусству, которое он сам назвал «умением держаться на сцене», в дальнейшем, когда она начнет работать в театре, это ей очень пригодится. Сюда входит и умение всегда держать голову высоко поднятой, а пальцы ног при ходьбе постоянно стискивать так, чтобы мгновенно замереть на месте, если необходимо занять определенную позицию.

– Если вам нужно поклониться публике в самом начале выступления, то вначале дождитесь, пока стихнут аплодисменты. А уже потом легкий поклон… Вот так! – Режиссер опустил голову на грудь, коснувшись ее подбородком, приложив левую руку к правому плечу. – Таким образом вы даете присутствующим в зале понять, что по достоинству оценили их аплодисменты, после чего можете начинать петь.

В течение часа режиссер гонял Анну по гостиной, оттачивая каждое ее движение и шаг. Все это было ужасно скучно и действовало Анне на нервы. Хорошо! Она согласна! По части кулинарных дел и шитья успехи у нее не очень… Но уж ходить-то она умеет, это точно!

Анна беспокойно перевернулась на другой бок. Лежа на огромной кровати и чувствуя щекой необыкновенную мягкость подушки под головой, она в который раз спросила себя, а получится ли у нее в конце концов стать такой, какой хочет видеть ее герр Байер.

Как Анна и написала в письме Ларсу, она действительно была изначально уверена в том, что ее привезли в Христианию только из-за ее певческих талантов. И, однако, еще ни разу по приезде в столицу герр Байер не попросил ее спеть ни единой песенки. Анна понимала, что ей еще многому надо научиться и что трудно вообразить себе более терпеливого и доброго наставника, чем герр Байер. И все же порой Анне начинало казаться, что она теряет саму себя и уже никогда ей больше не быть прежней малообразованной и несведущей деревенской девочкой. Она как бы оказалась между двумя мирами. Еще какую-то неделю тому назад она и понятия не имела, что такое газовая плита или уборная в доме, а вот уже привыкла и к тому, что ее обслуживает служанка. Даже научилась пить красное вино, запивая им рыбу за ужином…

– О боже! – издала Анна непроизвольный стон при мысли о том, до каких же чертиков надоела ей эта бесконечная рыба.