Шаг вперед и полная слепота.

Шум в ушах, пульсирующая от страха кровь. Темная бездна под ногами. Шаткий помост.

Смутные очертания силуэтов, призрачный край подиума, упирающийся в свет, словно в райские врата. За ним, ослепительным светом – движение. Там люди. Операторы, фотографы. Они ждали ее.

Они не враги.

Они видят не ее, а платье, которое она несет на своих плечах.

Ее нет. Она – свет.

Еще один шаг вперед, навстречу свету, как мотылек.

Еще три шага и точка для позирования. Эпицентр внимания, жадных взглядов. Вся ненависть конкурентов Стефана Паса – прикована к ней. Музыка рвалась вперед, скручивала сухожилия. Легкий, стремительный ритм, бег в неизвестность.

В руках, повторяя движения – тонкая ткань. Нежная. Единственная осязаемая. Потому что платье Ангелина на себе не чувствовала. Только собственную наготу. Степан разрешил ей укрыться, если будет страшно. Платов зажал между пальцев. Она вспомнила его – тот самый, с обглоданными краями и неаккуратной бахромой, из-за которого так расстроился он когда-то.

«Мне не страшно», – рука дернулась к виску, ткань коснулась оголенной шеи, плеч.

Платок полыхнул в свете софитов, как взрыв Везувия. Стройная, будто выточенная из мрамора фигурка, качнулась в такт музыки.

Соло скрипки. Траурное и мрачное.

Девушка замерла. Отставив руку с огненным платком, согнула ее в локте. Подняла выше. Подхватив свободный конец ткани, натянула до отказа. До хруста в суставах. Подняла до уровня глаз.

Барабанная сбивка, плотная, густая, накрывающая волной.

Разворот.

Зал вдохнул.

Шлейф, будто жидкая, дышащая магма, тянулся за девушкой, вылизывая подиум. Дошла до задника, развернулась и замерла в ожидании остальных моделей и Стефана. На губах играла победная улыбка, прорываясь сквозь маску отрешенности. Движение справа.

«Зачем он так рано вышел?» – подумала отрешенно.

Степан поравнялся с ней, сделал поклон публике и, подхватив девушку под руку, не поворачиваясь к залу спиной, потянул за кулисы, под гром аплодисментов. А он до боли в глазах смотрит сквозь ослепляющую белизну прожекторов, потому что знает – там, по другую сторону света, – враг. Недавний оживший сон. Яркий свет. Он на подиуме. Ангелина рядом, сейчас она что-то прошепчет ему на ухо.

Ангелина, наконец, смогла разглядеть лица тех, кто укрывался покрывалом ослепительных софитов. Мария Стафф в первом ряду деликатно хлопала в ладоши и улыбалась.

В сердце Степана стало холодно. Лед медленно расползался по венам, ослеплял, смешиваясь с ослепительной белизной софитов, яркими всполохами огненно-малинового шифона, отражаясь в роскоши страз и пайеток. Он щурился и пятился назад, оглушенный сознание того, что оказался в собственном кошмаре. Он смотрел вперед, сам не понимая, что надеется увидеть.

Степан привлек к себе девушку, прикрывая собой от публики, обнял за талию и настойчиво уводил в тень.

– Люблю тебя, – прошептал.

Два крыла за спиной Ангелины несмело встрепенулись.

В этот момент девушка увидела в глубине зала темную фигуру. Сердце содрогнулось, упало в ноги – Игорь.

Тяжелый, угольно-черный взгляд исподлобья. Плотно сжатые губы, обострившиеся скулы. Это призрак, который больше не будет ее преследовать.

Ей стало легко.

Развернув к себе Степана, Ангелина обхватила его лицо… и поцеловала в губы.

– Я тебя тоже!

Зал захлебнулся криками и аплодисментами, а взметнувшийся огненным заревом платок медленно опустился на подиум.

Взгляд вырвал из болезненной белизны блик. Еще более яркий и холодный, он на мгновение впитал в себя весь свет, весь блеск, вобрал отражения гостей, ледяную улыбку Марии Стафф. В наступившей глухоте Степан отчетливо видел, как сквозь свет софитов в него, медленно раскручиваясь, летит нож.

Время остановилось. А сознание равнодушно впитывало все, что происходило вокруг: летящий к нему клинок, горячая рука Ангелины в правой руке, застывшая маской улыбка Марии Стафф и темный силуэт по ту сторону света.

И вместе с этим пришло понимание, что его, лишнего участника шоу, русского медведя, вели к этой минуте, как овцу на заклание. Чтобы этот клинок пробил его грудь.

Цель – это он. Ваньку убили, чтобы он оказался сейчас здесь, на сцене, рядом с Ангелиной.

Он должен был умереть сегодня.

«Не-ет!» – крик справа, толчок в плечо. Мир качнулся и полетел кубарем, сворачивая до миллисекунды блеск ножа, улыбку Марии Стафф, ослепляя неестественно громким криком Ангелины.

Единственная мысль, которая разрывала сознание во время падения – не отпускать руку Ангелины. С ужасом наблюдал, как нож все еще летит. Но теперь острый клюв его лезвия смотрит на Гелю. Степан перехватил ее руку выше локтя и со всей силы рванул на себя.

Грохот завалившихся кресел, боль в плече, тяжесть Ангелининого тела сверху. Топот ног и окрики полиции.

– Цела? – он обхватил ее голову, заглянул в глаза, суматошно ощупывая плечи, спину, ноги.

– Ты меня лапаешь у всех на виду, – покраснела Ангелина, выбираясь из объятия и пытаясь подняться.

– Лина! – дикий окрик, от которого у нее округлились глаза, и сама она сжалась и посерела. – Я убью тебя! Слышишь!

Игорь хрипел, вырываясь из рук полицейских.

А из глубины зала показался капитан Фариди, подошел к Марии Стафф:

– Госпожа Стафф, вы арестованы за организацию убийства Ивана Северова и покушение на убийство Степана Паса. Вы можете хранить молчание, любое ваше слово может быть обращено против вас. Если вы не можете позволить себе адвоката, вам его предоставят в соответствии с нормами международного процессуального права, – Фариди монотонно зачитывал права задержанной, наблюдая, как на ее руках смыкаются браслеты наручников.

– Мария? Но как? – Степан морщился от боли в плече. Подошел ближе. – Зачем?

Мария посмотрела на него зло и холодно.

– Я почти полвека потратила на это…

– Вообще ничего не понимаю. Какие почти 50 лет? Мне 24 года. О чем вы? Чем вам мог не угодить Иван? – Степан стоял в проходе, мешая полицейским увести Марию Стафф из зала.

– Антонио Пас Ортега, – процедила она. – Тебе, щенок, знакомо это имя?

– Это мой дед.

Капитан Фариди кивнул.

– Госпожа Стафф – давняя знакомая вашей семьи. В 1968-м году она, еще будучи Марией Лабовски, связалась с плохой компанией, торговала наркотиками. Ваш дед, Антонио Пас Ортега, был ее соседом и напарником. Но узнав о занятиях сына, его родители забрали его и вывезли в Европу, в Италию.

– Он бросил меня! Мы собирались подзаработать, чтобы пожениться. А он бросил меня одну. С этими ублюдками. И мне пришлось отдуваться за нас обоих, – Мария стремительно превращалась в разъяренную фурию, из перекошенного злобой рта, выплескивались ругательства. – Тебе, щенок, даже не представить, через что мне пришлось пройти.