– Никакой он не жених! Разыграли вчера вас. Обманули. И жениться этот мешок с деньгами на Юленьке не будет.

– Так это, – прикинулась простушкой моя драгоценная родительница. – Мы в курсе, ага. А ты если хотел нам Америку открыть, опоздал. И вообще. Тебя родители хорошим манерам учили? Что ты, Лёш, трёшься да канючишь? Не хочет она за тебя замуж. Всё, нет той любви, что была раньше. Поэтому иди, сынок, давай. Там работать пора. И пусть Юля дома останется. Перенервничала. А нам надо покой и радость. А ты вот тоже раздражитель. Так что давай, родина тебя не забудет.

И вот так тихонько, почти нежно, мама моя выперла Ильина за дверь.

– Таки актёришко, – вздохнула тяжело, когда за Лёхой закрылась дверь.

– Нет, – мотнула головой. – Брат-близнец. Егор… в отъезде сейчас.

– О как, – оживилась мамулька. – Тоже с наследственностью, значит? Оч-чень интересно. И когда ж твой-то явится перед наши светлые очи?

– Не знаю. Сказал: дождись.

– Вот и правильно. Вот и молодец. Мужчин нужно уметь ждать, ага. С войны ли, с деловых встреч, с пьянок-гулянок, не приведи господь… – мать деловито сплюнула три раза через левое плечо. – Твой тоже не пьёт?

Я кивнула. Неуверенно, правда. Но даже на день рождения Егор пьян не был. Так что… может, и не солгала.

Вскоре Павлик прилетел. Неадекватный какой-то и не похожий на себя. Волосы растрёпаны, глаза сумасшедшие, но по-хорошему так, словно у него эйфория случилась. Я даже подозреваю – какая. Видать подруга взяла Павлика Кострова в свою неслабую ручку и направила в нужное русло.

– Давай платье, Юль, – прямо с порога.

И я отдала. Не без внутреннего сопротивления. С тоской даже какой-то. Оно стало мне подружкой. Я с ним мечтала. Любила его, можно сказать. Не фанатично, а как предмет лучших воспоминаний.

– Егора дождись! – свёл в одну линию брови Павлик, как только мама отлучилась на кухню – чай ставить. – Летит твой Отелло, он мне все мозги вынул, перемешал и назад засунул. А этот где? Женишок несостоявшийся? Ты если что, говори, Юль, мы ему фотографию на паспорт подправим.

И Костров ускакал.

– Не наш, – покачала головой мама. – Пошли, пироги вкусные получились. Тают во рту. А ты голодная. Носишься, как страус. О детях думать надо. Чаю попьём, покормлю тебя. Подождём твоего настоящего, что ли. Папка наш только из полиции вернётся. Хочу на него посмотреть, чтобы знать, в те ли руки отдаём и надёжные ли они.

Мать что-то рассказывала неспешно, пичкала едой. А я вдруг поняла, что не вслушиваюсь в её бормотание, что разливалось сонным жужжанием над головой. Клонило в сон от покоя и сытной еды, но я не уходила. Сидела, подперев подбородок кулаком.

Я ждала. С удивлением прислушалась к себе. Ждала Егора. В точности, как мать сказала: ждала своего мужчину домой. А всё остальное… разберёмся. Расскажет он и про платье, и зачем уехал, сорвался куда-то.

Потом вернулся папа. Немного злился, а потом смеялся, показывая в лицах, как обезвреживал особо опасного преступника, который даже не сопротивлялся – так напуган был.

Звонок в дверь прозвучал неожиданно. Застал врасплох. У мамы глаза на пол-лица. Отец подтянулся и рукой по коротко стриженым волосам прошёлся. А я… меня как ветром сдуло. Бежала, забыв тапки надеть. Босая, растрёпанная, юбка перекрутилась – я так и не переоделась после работы.

И только я дверь открыла, как Егор тут же перешагнул порог, заполоняя собой пространство, не оставляя мне ни клочка воздуха, ни возможности для маневра.

Да я и не хотела. Зачем, когда всё внутри рвалось к нему навстречу, желало его прикосновений.

– Юль, – шагнул Костров, то есть Тургенев ко мне и протянул руки. – Никуда не уйду. Можешь гнать – не уйду.

А затем поймал мои ладони и к губам поднёс. Я глаза закрыла, сходя с ума от нежных поцелуев. Он не ладошки мне целовал, а залезал куда-то очень глубоко.

– Моя, – притянул к себе, сжал в объятьях и губы его прошлись по моему лицу. Отрывисто, неистово, по-сумасшедшему прекрасно.

– А вот этот – наш, – удовлетворённо сказала мама где-то позади меня. – Слышь, отец, мы загостились, кажется. Домой пора.

Я виновато провела рукой по щеке Егора и попыталась освободиться от его объятий, но он словно с ума сошёл – сжал ещё крепче.

– Завтра, мам, уедете, – сказала я куда-то Егору в грудь. – Не нужно сбегать. Познакомьтесь: это Егор. Настоящий.

– Здравствуйте, – наконец-то отлип он от меня, но отпускать не стал – держал за руку, словно боялся потерять. – Замуж за меня Юлю отдадите?

Я хотела глаза закатить, но поостереглась.

– А если не отдадим, то что? – встала мать в любимую позу – руки в боки. – Развернёшься и уйдёшь?

– Тогда без вашего благословения, – попытался Егор руками развести, но вышло как-то не очень: мы там с ним намертво пальцами переплелись совершенно случайно.

– Пошли, зять, выпьем, – приободрился папуля и поймал мамин убийственный взгляд. – Нет, ну а что? Сегодня не ехать, а мы по чуть-чуть. За знакомство.

Я слышала, как судорожно вздохнул Егор. Да, нам бы разобраться сейчас, а тут как бы неуважение. И знакомиться нужно.

– Да, давайте, – сказал повеселевшим голосом. – Только если выпью, тоже никуда не поеду.

Я бы ехидненько напомнила про такси, но не стала. У нас ещё разговор впереди. Так что пусть пьёт и остаётся.

– Тогда на кухню, – скомандовала мама. – небось голодный с дороги?

Тургенев радостно кивнул.

Мы так и пошли вместе, скованные рука об руку. Пальцы разжиматься не желали. Или мы. Какая разница? Я чувствовала себя пойманной, но, наверное, впервые в жизни поняла выражение «сладкий плен», потому что не хотела, чтобы он со мной расставался.

– Я тебя дождалась, Тургенев, – пробормотала, когда мы наконец-то уселись рядом. Я прислонилась к его плечу и прикрыла глаза.

Не знаю, что они там ели и пили, о чём разговаривали. Я самым бессовестным образом уснула. И снилось мне платье, в котором я соблазняла Егора. И трое наших детей – два мальчика и девочка.

– Я тебя никому не отдам, Тургенева, – сказал Егор. Я так и не поняла: во сне или наяву, но ощущения были прекрасными.

Тургенева. А что, мне нравится. Не каждой посчастливилось стать тургеневской девушкой, а мне вроде как да. А ещё я точно знала, как назову своё собственное турагентство, где не будет жадного Вади и мутного Ильина, где я буду полноправной счастливой хозяйкой.

Ночные признания

Егор

Юлька спала как котёнок – скрутилась у меня под боком, носом в плечо уткнулась. И как только она в сон провалилась, разговоры почти на «нет» сошли.