– Если я или Иерай… Кто-нибудь из нас… Пришлет вам снимок одного тату, вы сможете сказать, что оно означает?

– Я смогу точно сказать, африканская это татуировка или нет. А все остальное… Впрочем, присылайте ваше тату, посмотрим. У Иерая есть мой электронный адрес.

– Отлично.

– Что еще вас интересует?

– Большинство ответов я получил, но если вскроются новые обстоятельства дела… Вы позволите обратиться к вам еще раз?

– Конечно. Я бываю здесь ежедневно…

– До шести вечера, я уже в курсе.

Приходится признать, что, несмотря на угрюмую внешность, Энеко Монтойя оказался не мизантропом, а вполне контактным человеком и приятным собеседником.

– Можно и мне задать пару вопросов, инспектор?

– Валяйте.

– Что за преступление вы расследуете?

– М-м… Убийство. Вы позволите не утомлять вас подробностями?

– Я понимаю, да. Убитый как-то связан с Африкой?

– Возможно, но это еще предстоит выяснить.

– А то окно… С видом на дождливые сумерки среди ясного летнего дня… Его так никто и не попытался открыть?

– Оно было заколочено, вот и все.

В другом окне, том, что находится сейчас перед глазами Субисарреты, – живет своей жизнью площадь Ласта и по-прежнему покачиваются мачты яхт у пирса. И…

Вот этого Субисаррета уж точно не ожидал!

Метрах в пятидесяти от «Аита Мари» он видит тех, о встрече с которыми думал с самого утра. Всю троицу в полном составе – черного принца крови, маленького ангела и русскую. Троица прогулочной походкой медленно удаляется в глубь пирса, такой шанс Субисаррета просто не имеет права упустить!

– Я еще свяжусь с вами, Энеко, – бросает Субисаррета и поднимается с места.

– Всего доброго, инспектор!..

…Это была прогулочная яхта, – не слишком большая, но и не маленькая. Не слишком новая, но и не старая, отделанная темным деревом, с надписью «Candela Azul» на корме.

«Голубая свеча», а может, «Синий огонек», а может, «Лазурный светлячок», чем поэтичнее, тем лучше: все-таки яхта, а не автомобиль.

Кричать «Погодите!» было как-то унизительно для полицейского инспектора, и, чтобы нагнать троицу, Субисаррете пришлось ускориться. Последние десятки метров он почти бежал, обдаваемый ветром, дующим со стороны бухты. Не слишком сильным, но ощутимым. К «Candela Azul» он поспел как раз вовремя: русская и ангел уже стояли на борту, а Исмаэль отвязывал канат от металлического кнехта.

– Привет! – сказал Субисаррета. Не находящемуся на расстоянии вытянутой руки Исмаэлю (что было бы логично), а Дарлинг.

Саксофонист застыл с канатом в руках, а Дарлинг улыбнулась. Как показалось Субисаррете, несколько вымученно, не очень-то вы мне рады, голубчики!..

– Здравствуйте, инспектор, – вежливо-отстраненно произнесла Дарлинг. – Какими судьбами?

– Чистая случайность. Встречался кое с кем неподалеку и увидел вас. Ведь я так и не дождался вашего звонка утром…

– Ах, да. Кажется, я обещала позвонить. Совсем забыла об этом.

Папоротники никогда ничего не забывают. К тому же все трое гостей Сан-Себастьяна проживают в гостинице, где произошло убийство. Их номера расположены как раз напротив злополучного номера двадцать шесть: такое и захочешь – из памяти не выкинешь.

– Я здесь всего лишь для того, чтобы напомнить…

Несколько секунд Дарлинг о чем-то раздумывала, а потом снова улыбнулась, на этот раз – чуть искреннее, чем раньше:

– Мы собираемся пройтись вдоль побережья, много времени это не займет. Не хотите присоединиться, инспектор?

– Даже не знаю…

– Заодно и поговорим.

– Ну, хорошо.

Очевидно, черный принц крови не ожидал такого поворота дела. Все то время, что длился диалог между русской и Икером, он переводил взгляд то на одного, то на другую, накручивая на кулак конец каната. А после того, как Дарлинг озвучила предложение «присоединиться», нахмурился и что-то буркнул себе под нос. Кажется, это было универсальное международное «фак».

К чему отнести «фак»?

К тому, что в орбите притяжения обожаемой Исмаэлем русской оказался мужчина? Или к тому, что этот мужчина – инспектор полиции? Или к тому, что инспектор полиции может задать не совсем удобные вопросы? Субисаррета склонен думать, что именно последний вывод верен, не очень-то ты мне рад, голубчик!

Поднявшись на борт, он едва не споткнулся о большую плетеную корзину, накрытую льняной салфеткой: из-под салфетки торчали горлышки двух винных бутылок и одной пластиковой.

– Небольшой пикник на воде, – пояснила Дарлинг. – Вы ведь не при исполнении?

– Я всегда при исполнении.

– Но разделить с нами трапезу это не помешает, инспектор?

– Можете звать меня Икер.

Бросив канат на палубу, Исмаэль, обогнув Субисаррету и по-прежнему не говоря ни слова, направился в сторону носа. Как будто и не было вчерашней милой беседы в отеле, как будто не было тщательно выписанного автографа, Исмаэль Дэзире ведет себя неправильно. Он ведет себя как человек, которому есть что скрывать, зато его русская спутница, напротив, – образец дружелюбия. Если поначалу явление на пирсе Субисарреты застало ее врасплох, то теперь она полностью овладела собой.

И улыбается.

– Вы очень симпатичны мне, Дариа, хотя и кое-что скрыли.

– Скрыла?

– Помните, я спросил вас вчера о Брюгге?

Улыбка Дарлинг по-прежнему непробиваема.

– Что-то припоминаю…

– Вы сказали, что не были в Брюгге, а ваш Исмаэль, получасом позже, сообщил мне прямо противоположное. Он выступал там пару лет назад, и вся его семья находилась с ним. Вы и девочка – его семья, не так ли?

– Да. И кошки тоже. Но я не говорила вам, что не была там.

– Разве?

– Вы ведь сформулировали свой вопрос по-другому. Вы намекнули на то, что якобы видели меня, не уточнив, где именно. И добавили, что у вас хорошая память на лица. А я всего лишь сказала, что она вас подвела.

– То, что вы не видели меня, вовсе не означает, что я не видел вас.

– Где же?

– Э-э… Маленькая кофейня под названием «Старая подкова».

Почему он назвал именно это место, а не, к примеру, Рыночную площадь или башню Белфорт, где толкутся тысячи людей? Почему не упомянул «Королеву ночи»? Потому что «Старая подкова» была местом, где Альваро видели в последний раз.