Труднее всего было спрятаться от папиного взгляда. Этот взгляд всегда требовал отчета – как она себя чувствует, все ли у нее хорошо? И не раз оказывалось, что дела ни к черту. Загубленные годы лежали за плечами унылыми штабелями, было невыносимо осознавать, что она попала в тупик. Хотя так долго боролась и так далеко продвинулась.

Проклятье, проклятье!

Если все опять сорвется, она пропала. У нее не хватит сил снова начать с нуля.

36

Время шло к трем часам дня, и Спенсер Лагергрен почувствовал, что скучает по Фредрике. У Саги поднялась температура, она все время капризничала. Нога и бедро у него болели больше обычного, и, когда после обеда Сага заснула, он сам пошел и прилег. Когда Фредрики не было рядом, двуспальная кровать казалась невыносимо пустой. Как все это будет в тот день, когда он уйдет на пенсию? Само собой, добровольно он не уволится, но его со дня на день могут заставить. И что он тогда станет делать? Сидеть целыми днями дома? Ждать Сагу из школы и Фредрику с работы?

Адвокат посоветовал ему повременить – не факт, что полиция решит дать ход заявлению Тувы Эрикссон. Однако интуиция подсказывала Спенсеру иное развитие событий. Он столкнулся с проблемой, которая грозила положить конец всей его карьере. Все, что он строил и создавал столько лет, могло рухнуть. Уже одна эта мысль вызывала у Спенсера панику.

Адвокат буквально прочел его мысли.

– Ни в коем случае не общайся с девицей, которая заявила на тебя.

– Но я должен поговорить с ней, узнать, почему у нее на меня зуб.

– Это мы уже знаем. Ты отверг ее, а она обиделась.

– Точно?

– Поверь мне, в этом вопросе сомнений быть не может.

От бесконечных размышлений голова шла кругом. Он должен рассказать обо всем Фредрике, иначе просто не вынесет.

Его мысли перескочили на сегодняшний разговор с полицейским из коллег Фредрики. Очень странный разговор. Получается, в полиции не знают, с кем она живет? Неужели у нее в кабинете нет фотографий семьи, неужели она никогда не упоминает его и Сагу? Ему было неудобно, что он не предложил прийти к ним в управление, чтобы побеседовать, но у него просто не было на это сил. Кроме того, сам предмет разговора заставлял его нервничать. Фредрика спрашивала, не знал ли он студентку, обнаруженную мертвой и расчлененной, Ребекку Тролле. И Спенсер ответил отрицательно. Потом позвонил ее коллега по тому же делу, хотя и с другим вопросом. Густав Шёё заявил, что он, Спенсер, может подтвердить его алиби, – так и есть. Но почему Густав не позвонил ему и не предупредил, что с ним свяжется полиция?

Спенсер знал, в какой ситуации находился его коллега. Обвинения его не удивили. Густава бросила жена, и с тех пор он стал испытывать глубокое презрение к женщинам. С раздражением относился к дамам на ответственных постах. Спенсер знал, что это уже почти болезнь, поэтому всячески старался сам не оказаться в подобной ситуации.

Едва он задремал, как зазвонил телефон.

Голос в трубке был знаком ему лучше всех на свете, однако он осознал, что не слышал его уже несколько месяцев.

– Привет, Спенсер. Это Эва.

Эва. Тепло разлилось в груди, и он ничего не мог с этим поделать. Столько лет его очаровывал и обезоруживал этот голос: мелодичный и сильный, женственный, но никогда – беспомощный.

– Как у тебя дела?

Сидя на краю кровати, он почувствовал острый приступ грусти. Плохо. У него все плохо. Даже хуже, чем во время их последнего разговора.

– У меня все хорошо. Сижу в отпуске по уходу за ребенком.

– Я звонила тебе на работу и узнала, что ты дома с дочкой. – Она негромко рассмеялась в трубку. – Невероятно.

Несмотря на все свои заботы, он невольно улыбнулся. С ее точки зрения он, конечно же, сумасшедший, что обзавелся потомством как раз к пенсии. Одновременно он встревожился. Ему не понравилось, что она звонила в университет.

– Почему ты стала разыскивать меня?

Ее смех оборвался – как дождь, внезапно перестающий шлепать по поверхности лужи.

– Ко мне приходили из полиции.

Он закрыл глаза:

– Эва, послушай меня. Вся эта история со студенткой, подавшей на меня заявление, совершенно не имеет под собой оснований.

Какого черта они поехали домой к его бывшей жене? Чтобы услышать полное описание всех его недостатков?

– Так на тебя подала жалобу студентка? – Она говорила легким тоном, ибо не имела привычки воспринимать что бы то ни было всерьез. До того дня, когда поняла, что он намерен съехать от нее. – Это многое объясняет.

– Так они приходили к тебе не поэтому? – Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку, голова пошла кругом.

– Нет, не поэтому.

Спенсер слышал, как она чем-то гремит. Наверное, это британский сервировочный столик, купленный, когда они жили в Лондоне, – ее любимая вещь.

– Они спрашивали про другое. Про девушку, которую нашли расчлененной, Ребекку Тролле.

Спенсер замер.

Ребекка Тролле. Опять!

– Что ты такое говоришь?

– Полицейский, который приходил ко мне, – его зовут Петер Рюд – спрашивал, не упоминал ли ты при мне Ребекку Тролле.

– И что ты ответила?

– Разумеется, я ответила «нет». Что ты обо мне думаешь?

В голосе Эвы появилось раздражение – ее легко было задеть.

– Как бы то ни было, мы говорили о конференции в Вестеросе.

– В две тысячи седьмом?

– Да, про нее. Я сказала, что ничего не помню.

А вот Спенсер помнил.

Конференция была очень хорошо организована. Поначалу он хотел предложить Фредрике поехать с ним, но потом отбросил эту идею. Ему показалось неправильным брать ее с собой в поездки и тем укреплять их отношения.

Шёё. По поводу той конференции ему самому звонили из полиции, чтобы проверить его алиби.

– Что еще он хотел узнать?

– Спрашивал, случались ли у тебя проблемы со студентками. И я сказала, что такого не было.

Спенсер снова лег на кровать, уставился в потолок.

– Алло! – проговорила Эва.

– Да-да, я тебя слушаю.

Сердце учащенно билось, стучало в ребра, хотело вырваться наружу. Сейчас он более чем когда-либо сожалел, что с самого начала не рассказал все Фредрике. Он-то думал, что полиция связалась с Эвой из-за Тувы Эрикссон. Но дело обстояло куда хуже.

Теперь его подозревают в убийстве Ребекки Тролле.

Рапортовать было особо не о чем. Фредрика позвонила и матери Хокана Нильссона, и кузине, но никто с ним в последнее время не разговаривал и не знал, где он может находиться.