я же только что выписался из психушки.

23.17.

Мы легли спать в двенадцатом часу. Я почти сразу уснула. Герман о чем-то думал весь вечер, и я переживала по этому поводу. Его что-то беспокоило.

04.09.2006 – понедельник

7.00.

Когда я проснулась от воплей надоевшего будильника, из кухни расплывался аромат свежего кофе и бархатный голос Германа, который что-то напевал себя под нос.

Я столкнула одеяло, заправила постель и пошла умываться.

7.42.

Мы сели завтракать.

– Выспалась? – поинтересовался он.

– Немного недостаточно, – призналась я, вероятно, выглядя, как ночной совёнок.

– Хорошая сегодня погода, – заметил он.

Я посмотрела в окно. За стеклами действительно сияло осеннее солнце, доносился шум машин и нежный шёпот ещё теплого ветра…

Он взял меня за руку. Я вздрогнула от неожиданности.

– Ты чего? – спросила я, изучая его взглядом.

Теперь я так хорошо знала каждую клеточку его лица, лёгкие морщинки вокруг глаз, все возможные оттенки радужной оболочки: от глубокого зелёного до золотистого карего.

– Может не пойдешь никуда?

– Как это? Ты что?

– Такое воздушное утро… Я не хочу тебя куда-то отпускать.

– Герман, – видя, как ему будет одиноко здесь, ласково говорила я, – мне надо на учебу.

– Да, конечно, я всё понимаю…

Я смогла уловить мрачное расстройство в его взгляде. Мне и самой хотелось остаться дома, но я должна была отправляться в институт.

Ольга Павловна обещала сегодня поговорить с директором школы, чтобы Герман заочно прошел обучение. Я очень переживала по этому поводу.

8.05.

Он проводил меня до машины. Бабки у подъезда детально обсудили наш прощальный поцелуй. Плевать! Пусть смотрят, потом всё равно будут звонить в мою дверь и просит дать совет по медицинским вопросам.

Слушая любимые песни с диска, вставленного в проигрыватель моего автомобиля, я добралась до места отбывания студенческого наказания.

11.50.

Закончилась вторая пара, и всех студентов, которые летом проходили практику, согнали в актовый зал. Через несколько минут после нашего прихода в помещении появились и члены комиссии во главе с ректором.

Всё, как обычно: вступительное слово, а после – эксгумация трупов (почему, что, да как).

Вот дошла очередь и до меня.

Я представилась, сказала, где проходила практику.

– И чему же Вы научились там? – задал вопрос ректор.

– Чему научилась? – повторила я. – Тому, что, даже среди жестокости, насилия, ненависти и безумия, можно и нужно оставаться человеком! Несмотря на все препятствия, которые мне чинили некоторые сотрудники клиники, мне удалось полностью восстановить социальные и физические функции моего пациента.

– Где же он теперь?

– Живёт в социуме и не проявляет ни агрессии, ни злобы… Поскольку его лечение проходило в теплой и дружеской обстановке.

Меня попросили показать справку. Я отдала им документ, подписанный Филином. На этом собрание для меня закончилось.

«Я уж думала, что будет сложнее» – подумала я, выходя из актового зала после того, как комиссия разрешила нам всем вернуться к занятиям.

14.00.

После третьей пары я отправилась домой. От физкультуры у меня было освобождение из-за недавно перенесенной операции, а сидеть на скамейке и смотреть на судорожные движение моих одногруппников не было ни сил, ни желания.

В небольшой квартирке, рядом с центром города, среди шумных улиц, на полу сидел Герман и рассматривал мои детские и подростковые фотографии.

Я тихо подкралась сзади, встала на колени за его спиной и обняла за плечи.

– У тебя же до четырёх занятия, – посмотрев на часы, напомнил он.

– Я не хожу на физкультуру.

– Какая плохая девочка, – усмехнулся он.

– Что делаешь? – поинтересовалась я, бросив взгляд на разложенные перед ним фотокарточки.

– Смотрю в прошлое, – ответил он.

– И как?

– Я тебя такой и представлял в детстве…

– Ммм, – протянула я, касаясь губами его шеи.

Он моментально встал с пола, подошёл к колонкам и включил музыку… Ту самую, под которую мы с ним танцевали первый раз в палате.

– К чему всё это? – спросила я, находясь в сладком забытьи, окутывающем меня плотным туманом.

– Я обещал тебе этот танец… – напомнил он и, обхватив меня за талию, поставил на ноги.

В нём билось горячее сердце… Такой слабой и беззащитной я ещё никогда не была. Сейчас уже я не могу описать в полной мере, что я чувствовала в тот момент. Кто любил по-настоящему, сможет меня понять. То ощущение, когда хочешь полностью раствориться в человеке, укрывшись в его объятиях… Когда утопаешь в его дыхании и посылаешь весь мир к чертям, потому что тебе наплевать на всё человечество, на все самые прекрасные пейзажи, нежный ветер… Когда живёшь этим моментом, этими прикосновениями, этим молчанием, этой страстью…

Я таяла в его руках, как февральский снег под весенним солнцем. Он поцеловал меня в висок, туда, где бережными ритмами бьётся бессильный пульс.

Слова были ни к чему. Наше дыхание, сбивавшееся в темп музыки, всё говорило за нас.

Мы танцевали, переступая через мои детские фотографии, перешагивая через прошлое, двигаясь в будущее.

Мелодия закончилась, но мы ещё не были готовы оборвать эти моменты, словно нить, что так долго была натянута между нами.

Я остановилась, прижавшись лбом к его груди.

– Тшш… – прошептала я. – Чувствуешь?

– Что? – на неловком выдохе спросил он.

– Счастье… – ответила я.

Он обхватил руками мою голову, целуя в макушку и вдыхая запах моих волос. Такой сильный, мощный… был таким слабым и нежным в этот момент. Убийца двоих человек и ещё, Бог знает скольки… Он мог с лёгкостью свернуть мне шею… Но нет. Он слишком был счастлив теперь.

16.23.

Ему позвонили. Это была Ольга Павловна. Она сообщила нам, что договорилась с директором школы об индивидуальных занятиях и сдачи выпускных экзаменов досрочно.

– Куда пойдешь после школы? – как-то глупо прозвучал мой вопрос после того, как он отложил телефон.

– Не знаю. Какие институты есть в нашем городе?

– Кроме медицинского? Есть ещё педагогический и… какой-то… В общем там на инженеров учат, физиков, химиков…

– Может в педагоги податься? – усмехнулся он.

– И что будешь преподавать? – удивилась я.

– Можно историю, языки…

– А какие языки тебе больше нравятся?

– Немецкий, но я и английский перевариваю.

– В принципе, можно подумать над этим вопросом.

– Малышка, прекрати фантазировать. Меня не допустят к детям.

– Почему?

– Я двадцать лет провел в психиатрических клиниках! Кто возьмёт психа в школу преподавать?

– Директор нашей гимназии.

– У него пока ещё нет маразма!

– Я организую тебе комиссию. Никто не узнает, где ты провел два последних десятилетия.

– Не надо.

– Ладно. Давай это потом обсудим. Я лично схожу к директору школы.

– Как