– Тебя отпустили утром в среду? А он погиб вечером во вторник. Так, может, тебя и отпустили именно потому, что узнали о его смерти?

– Испугались, думаешь?

Алина всплеснула руками:

– Я думаю, просто поняли, что с тебя больше нечего взять!

Сестра была вовсе в этом не уверена. Собранные Василием деньги по-прежнему держали наготове – в любой момент она была согласна отдать их взамен на свою расписку.

– Но ведь обязательство приобщено к делу! – напомнила ей Алина. – Кто же тебе его предъявит?

Марина вдруг расплакалась – на глазах у прохожих. Многие поглядывали на женщин, стоявших у двери магазина. Алина мельком подумала, что это довольно странная реклама для «Папарацци».

– Ой, я бы отдала все, что угодно, только бы нас оставили в покое! – всхлипывала та. – И чтобы дети вернулись!

Сестра попыталась ее успокоить. Она говорила, что дети просто обижены отношением родителей к собаке. Что является пустяком для взрослого человека – для ребенка становится трагедией. Наверное, найдя на даче труп Дольфика, дети вообразили бог знает что. И решили помучить родителей, отомстить им.

– А если их похитили? – воскликнула Марина.

– Кому они нужны, если кредитор уже мертв, а твоя расписка – в милиции?

– Да, но…

– И потом, ты сама призналась, что никто, кроме Андрея, даже не заговаривал с тобой об Илье и не шантажировал детьми! – Алина нахмурилась: – Честно говоря, во всей этой истории мне больше всех подозрителен он! Кстати, он-то где? Неужели его оставили в покое?

– Я ничего не знаю. Сегодня утром пыталась ему звонить, но там никто не берет трубку. Он живет у какого-то друга, а может, у женщины. Я ничего о нем не хотела узнавать!

– Может, сбежал?

Марина вытерла слезы. Она немного успокоилась. Сейчас, помимо исчезновения детей, ее больше всего волновало поведение мужа. Василий толком не рассказал о своем допросе. Она пыталась вытянуть из него правду, но муж стоял на своем – того человека он никогда прежде не видел.

– Но он говорил это, чтобы я отвязалась! Я в этом уверена! Он не смотрел мне в глаза! В конце концов, я живу с ним десять лет и знаю его! Он редко врет!

– Да где он мог его видеть?! – возмутилась Алина. Ее раздражали голословные обвинения сестры. – Он и с Андреем не виделся сто лет! При чем тут его кредитор!

– Но как этот кредитор вообще оказался у нас на даче? – возразила Марина. – Ведь они даже адреса нашей дачи не знали!

– Тебе могли соврать!

– Но так или иначе, он оказался именно там! А когда я спросила Ваську, что он в самом деле делал вечером во вторник, он так меня оборвал… Совсем как прежде…

– Он ударил тебя?

Марина уверяла, что до этого все-таки не дошло. Но муж наотрез отказался продолжать этот разговор. Сказал только, что его тоже расспрашивали о пистолете. Но он твердо держался прежней позиции – что об оружии ничего не знает. По поводу того, как он провел вечер вторника, Василий ничего жене не объяснил. Он сказал, что толком не помнит. Весь день он метался по Москве, занимая деньги, где только можно. И смотреть на часы ему попросту было некогда.

– Но если он в это время был у какого-нибудь друга и занимал деньги – это можно узнать! – заметила Алина.

– Но узнавать, кажется, буду не я. С него тоже взяли подписку о невыезде.

– Итак, вас всерьез подозревают в убийстве?

Марина сказала, что именно так она и считает. Ведь у них была возможность совершить преступление. Убийство было совершено, скорее всего, именно у них на даче. И кроме того, у них был весьма веский мотив сделать это.

– Только не у тебя! – возразила Алина. – Ты ведь добровольно дала обязательство продать дом!

– Но Васька мог со мной не согласиться, – та жалобно посмотрела на сестру. – Именно на это и намекал следователь… И ты знаешь… Я уже и сама начинаю так думать.

– Чушь! Во вторник вечером твой муж еще ничего не знал о продаже дома! Он узнал только днем в среду! А когда узнал – сразу тебя простил! Ты же сама мне говорила! Так почему ничего не рассказала следователю?! Ты за кого больше боишься – за детей, за мужа или за своего Андрея?!

Та вспыхнула. Сестры так и не пришли к общему мнению. Марина ушла, пообещав держать Алину в курсе дела. Та вернулась в магазин в смятенном состоянии – она едва различала этикетки на кофточках, которые приходилось размещать на полках.

* * *

«Я боюсь идти домой, – сказала ей на прощание Марина. – Он так на меня смотрит!» Алина хорошо ее понимала. Если бы ее дома ждал некто, вроде Василия, она бы тоже не стремилась туда попасть. О том, виноват ли он в смерти кредитора, она совсем не думала. Алина знала свояка не слишком хорошо, но искренне считала, что убить этот человек не способен. И к тому же она не могла себе представить – при каких обстоятельствах тот мог познакомиться с кредитором Андрея? Ведь бывшие друзья не видались уже десять лет! У них не могло остаться никаких связей!

Намного больше ее волновало другое. Дети отсутствовали уже больше суток. Никаких известий от них не поступало. В то, что их могли похитить на рынке, Алина не верила. В таком случае, к чему было отпускать ее сестру, не взяв с нее ни копейки?

«Нужно ехать к маме, – подумала она. – Я уверена, что инициатором побега была Катя. Именно она и любила Дольфика больше всех! А Катя откровенничала в основном с бабушкой. Мать она любила, но это была какая-то снисходительная любовь. К отцу относилась, как добрый правитель относится к любимому рабу. Девчонка прекрасно понимала, что именно она может себе позволить, чтобы ее не наказали. Эту меру она соблюдала всегда. У нее был необыкновенный нюх на такие вещи! А вот бабушку она в самом деле любила и даже иногда слушалась.

…Мать находилась в какой-то странной, тихой истерике. Когда появилась Алина, та бросилась к ней на грудь:

– Что происходит?! Почему они запрещают обращаться в милицию? Запретили говорить, что Маринка исчезала! Ты что-то знаешь? Скажи!

Алина попробовала ее успокоить. Она говорила, что детей нет всего сутки, что такой срок – еще не повод для паники. И дети довольно часто решают проявить свою самостоятельность, куда-то сбежать, поставить свои условия… Это случается почти во всех семьях. И все-таки дети всегда возвращаются.

Но мать ее не слушала:

– Илья никогда бы не пошел на такое ради паршивой собачонки! Он бы и Катю отговорил!

Алина попросила по возможности держать себя в руках. И спросила – были ли у детей друзья в этом дворе? Потому что тех, кто жил по соседству с их родителями, уже опросили.

– Ну были какие-то подружки, – горестно отвечала мать. – Только я думаю, что они не могли ни у кого спрятаться. С ними что-то случилось!

И опять слезы. Алина никогда не умела хорошо утешать плачущих, может быть, потому, что сама никогда на людях не плакала.