Шагая по тропинке, Янис думал о хорошем. Как зайдет в дом, родные встретят, будут расспрашивать, оказывать внимание, сочувствовать, матушка и сестра — переживать, отец и братья сдержанно, с уважением, помалкивать. Потом сходит в баню. После нее сядет за стол. Ему нальют парного молока, наложат гречневой каши с маслом, которую он так любит, подадут свежего, испеченного утром, хлеба. Ночью будет спать под теплым одеялом на пуховой перине. Утром матушка напечет блинов с творогом или нажарит пирожков с картошкой и капустой.

Днем он увидит Ингу. Самую красивую, милую девушку, живущую на их улице наискосок через дорогу. Может быть, им удастся поговорить, а вечером встретиться. Она будет тиха и скромна, он — нежен по отношению к любимой. Они будут стоять на своем месте за пригонами у реки. Прикрывая полой куртки, он будет прижимать ее к себе, а она, робко поднимая смущенное лицо, доверять свои губы его губам.

От воспоминаний и представлений Янис зашагал быстрее. Кажется, что в тайге нет препятствий, через которые он не мог бы перескочить. Забыл, что прихрамывает, опираясь на палку. Гора казалась пригорком, а крутой спуск — пологим увалом. Ружье и котомка не имели веса, а дорога чудилась в два раза короче. Как хорошо, что есть путь домой!

К деревне подходил в сумерках. Прошло две недели, как вышел из дома. Возвращаться пришлось позже на семь дней. Его, наверное, заждались.

В деревне стояла тишина, как после праздников. В редких домах светятся огоньки керосиновых ламп. Люди управились по хозяйству, коротают вечер за столом. Собаки молчат. По всей улице не слышно движений.

За поскотиной Янис свернул за огороды. Вдоль речки прошел к заднему входу на подворье. Ворота оказались не заперты, вероятно, его ждали, поэтому не закрыли крепкий засов. Задернув за собой деревянную задвижку, прошел вдоль конюшни, вышел к пригонам для коров, остановился. Возле стайки стоит матушка с вилами в руках, задает скотине сено. Рядом с ней сестра с полными ведрами пойла для коров. Увидели собаку, озираются по сторонам, выискивая его в темноте.

Янис удивился. В латышских семьях не принято ухаживать за хозяйством женщинам, кормить и прибирать за скотом — забота мужчин. Первые могут доить коров — не более.

Он вышел к ним:

— Что это вы тут делаете? Без вас братья не управятся?

— Тихо!.. — быстро, негромко оборвала его мать.

— Что случилось? Где мужики? — ничего не понимая, повторял он.

— Говорят же тебе, говори шепотом! — подскочила Зента.

— Почему?..

— Услышат.

— Кто?

— Кто надо. Иди сюда, под крышку, с глаз подальше, а то увидят…

— Да кто услышит? Кто увидит? — теряясь в догадках, крутил головой Янис, но послушно понизил голос и передвинулся под навес. — Где отец?

— Нет отца… — со страхом в голосе ответила мать. — Забрали их. Сразу после того, как ты ушел.

— Как забрали… Куда?! — переспросил он и осекся, понял все.

— Молчи вовсе. Не говори ничего, — почти в ухо шептала ему Зента. — Савицкие услышат.

— Ты думаешь… они? — холодно прошептал Янис, посмотрев на дом соседей.

— Не знаю. А только кто, кроме них, может написать?

— Ох, сынок, вовремя ты ушел, — перебила мать дочь. — В ту же ночь под утро постучали. Не объясняли, как и что. Вывели отца, Юриса и Андриса. Увезли на машине. До сих пор не знаем, что с ними и где они. Тебя тоже хотели забрать…

Яниса охватил страх за отца и братьев, за свою дальнейшую свободу. Он знал, что такое «пришли ночью и забрали». В последний год с их улицы таким образом арестовали четыре семьи. Они были пятыми.

— …вот здесь, на задворках, засада была… — продолжала матушка. — Тебя караулили почти две недели, только сегодня утром уехали. Однако наказали, как явишься — сразу прийти в сельсовет. И председателя предупредили, чтобы тебя ждал, он сегодня за день три раза приходил, недавно ушел. Может и ночью заглянуть.

На глазах матери и сестры копятся слезы: за что? Почему? Зачем? Ответа нет. Как нет уверенности за спокойный завтрашний день.

— Уходить тебе надо, сынок, — обхватив его за плечи, прижавшись к груди мокрым лицом, шептала мать. — Немедля! Заберут и тебя, не вертаешься, а так хоть жив будешь.

— Куда же, мама?

— В тайгу. Откуда пришел. Там тебе жить надо, покуда все не уляжется.

— Когда все уляжется?

— Не знаю.

— А как же…

— Ничего не спрашивай. Сейчас мы тебе котомку соберем. — Обратилась к Зенте: — Давай, дочка, неси все, что есть. Там мука, колбаса, сало, сухари, масло, хлеб. Сама знаешь. Неси все.

Зента убежала в дом. Янис, как заблудившийся в горах путник, не зная, что делать, растерянно смотрел по сторонам. В голове мелькали сполохи: не забыть бы чего.

— Запасы для ружья, матушка! Там, у тяти в ящике, на полке, порох, дробь, пистоны, пули. Надо взять…

Она махнула головой, убежала в дом. Он остался стоять в темноте у пригона.

Послышались поспешные шаги. Согнувшись под тяжестью, Зента несет большой мешок. Янис хотел противиться, но промолчал: тайга все съест.

— Тут тебе накидала, что под руку попалось.

Он стал перекладывать продукты в котомку, потом спохватился: все равно не войдет. Надо увязать груз в понягу, так будет легче нести.

Зента поняла его без слов, убежала под крышу, вернулась с прочными крошнями, на которых они перетаскивали на спине в тайгу продукты. Янис быстро увязал мешок.

От дома спешила матушка:

— Вот, собрала все, что было, — передала ему тяжелый мешочек, за ним теплые вещи. — А тут — рукавицы, носки шерстяные, шапка, штаны суконные для зимы…

— Зачем все? Я что, там буду до морозов?.. — хотел противиться Янис, но осекся. Он не представлял, сколько придется жить там, в тайге.

Матушка, будто читая его мысли, вспомнила:

— Лыжи!..

— Там, в сарае, под стрехой, — подсказал он Зенте, а когда та убежала, стал быстро увязывать котомку и одновременно давать короткие наставления: — Коням овса много не давайте — зажиреют, потом работать не будут. Пчел в зимник уберите, чтобы не померзли. Скоро снег выпадет, лопаты там, под крышей. Морозы начнутся, отдушины в дом закройте, а то холодно будет.

Всхлипывая в ответ, не переставая смахивать платком слезы, матушка кивала головой: знаем, не беспокойся.

Он увязал мешок на понягу, попробовал приподнять, едва оторвал от земли. Представил, что все это ему надо будет нести дна дня с подвернутой ногой. С трудом поставил груз на телегу, чтобы было лучше взять на спину.

Подбежала Зента, принесла лыжи. Янис проверил их, недовольно покачал головой:

— Это не мои! Это лыжи Юриса! — Махнул рукой. — Ладно уж, не ходи. Какая разница…