дотронулся до руки Саши. — Именно ты. Ты же можешь защищать.

Точно! До девушки медленно доходил абсурд ситуации. Она тут учебники психологии вспоминает, а решение — вот оно, рядом! Точнее — кругом.

Саша уже привычно призвала Бездну. И тут же луг и незабудки на нем вспыхнули, заискрились! Заискрилась и облитая, наполненная сиянием юница с забавными косичками.

— Слушай же меня, Прасковья! — заговорила Саша, удивляясь словам, срывающимся с ее языка. Будто это не она их произносила, а кто-то другой.

— Да, Саш? — с надеждой и испугом отозвалась юная яга.

— Ты ведь наверняка знала что-то нехорошее о Лаврентии Петровиче? Видела, что его поступки и поведение противоречат негласным базовым принципам поведения для так называемых хороших людей, но почему-то не обращала на это внимания? А почему?

— Потому что верила. — Юница затравленно оглянулась. Будто в незабудках притаился Лавруша — вот-вот станет свидетелем ее предательства! — Верила, что он… просто притворяется нехорошим. Что ему просто не хватает чуть-чуть, самую малость для того, чтобы вести себя правильно. Верила, что смогу ему это дать.

На Прасковью было жалко смотреть. Сейчас она была похожа на пятилетку, смотрящую ужастик: ее любимый плюшевый мишка по ночам, когда все спят, пожирает котят. Или щенят. Даже Конопушу — Саша прекрасно это чувствовала — было жалко, именно жалко, бывшую ягу. И, девушка была уверена: Чернышу и Снежному тоже!

— Зря верила, — устами Саши, казалось, говорила сама Бездна. Через девушку проходила, баюкая, наполняя собой, знакомая лиричная тишина. И выходила наружу словами: — Плохой он человек. И хорошим не станет никогда. Забудь о нем, — Саша говорила, и юницу с косичками буквально прополаскивало-промывало, до косточек, нет, до клеточек, искристым сиянием. — Нет больше такого человека. И никогда не было. Ты его просто придумала…

Саша произносила слова, а сама поражалась их смыслу: а ведь правда, не было! Прасковья выдумала человечного Лаврентия Петровича, а реального прохвоста-слизня так и не увидела.

— Очнись, Прасковья! И живи своей жизнью. Если хочешь, приглядись к профессии садовника.

На этом Бездна закончила говорить через защитницу. И сияние, мерцая, начало покидать юную ягу. Вот она, моргнув, посмотрела на Сашу — чисто и ясно, как могут только дети. Перевела взгляд на Амвросия… На Звенового…

— Так что же мы стоим? — звонко спросила Прасковья. — Идем те же! — Она указала на пики, виднеющиеся вдали. — Вы ведь Максимилиана ищете? Я тут подумала… Я не только вас провожу, мне самой к нему надо. Максимилиан говорил, что в Сугдони… ну, это город, где Максимилиан работает, парк надо благоустраивать. А то бывший каратель… — На лице Прасковьи промелькнул испуг. Но она продолжила тараторить, вот только улыбка теперь была испуганно-отчаянная. — Так вот, бывший каратель всем лягушкам в пруду парка соломинки в попы повтыкал. А так я буду за деревьями присматривать и лягушек защищу…

— Бывший каратель? — Саша не сразу уследила за зигзагом мысли юной яги. — То есть, Федор Оспин? А зачем ему соломинки? То есть, тьфу ты, лягушкам? То есть…

— Так это… — Прасковья снова улыбнулась — на этот раз попыткам Саши сформулировать вопрос. — Не при деле он теперь. Наверное, от этого в детство впал.

«Ничего себе! — мысленно присвистнула Саша. — Не приведи Бездна, мы с Федькой до сих пор — пара».

— Так идемте же! — торопила юная яга. — А то Федор всех лягушек изведет, пока мы тут с вами прохлаждаемся.

Прасковья развернулась и вприпрыжку поскакала по лугу.

Путешественники последовали за ней.

***

Город Сугдонь походил бы на Углеж, если б в последнем, помимо одно- и двухэтажных домиков появились еще круглая площадь и ратуша. И улицы не располагались перпендикулярны друг дружке, а расходились лучами от площади. Образованные таким образом массивы домов расчерчивались небольшими переулками.

Еще в Сугдони было два кольца. На внутреннем, первом от площади, путешественники и стояли. По кольцу ехали немногочисленные повозки. Только вместо лошадей в них были впряжены… люди!

— Кто это их? — поразилась Саша местным порядкам.

— Думаю, правильнее будет спросить «за что это их», — проронил Амвросий.

На инока было смешно и самую капельку грустно смотреть: такая смесь озарения и гадливости была на его лице.

— Так это… — Даже нахмурила чистый лоб Прасковья. Возможно, чтобы не улыбнуться и тем самым не обидеть попутчика. — Провинились они сильно при жизни.

— При жизни? А они все что… того? Мертвые?!

Саша затравленно оглянулась. Что же это получается? Они находились в городе, кишащем мертвецами?

— Можно подумать, я живая, — грустно усмехнулась юная яга.

Саша перевела растерянный взгляд на Звенового: Прасковья-то была своя и совершенно не агрессивная. А вот остальные зомби?

— Они тоже вроде как мирные. — Николай пожал плечами. — Вот когда нападут, тогда и будем думать.

«Тогда уже будет поздно», — скептически хмыкнула девушка.

Но нервничать перестала. Вслушалась в то, что тараторила Прасковья:

— Я, кажется, искала кого-то среди рикш. Каждый день искала.

— Кого? — Саша мигом отвлеклась от переживаний по поводу витальности аборигенов Сугдони.

Она прекрасно понимала, кого могла иметь в виду юная яга. Наверняка ведь надеялась найти своего Лаврушу. Может быть, освободить его от участи рикши. Заменить собой, например.

«Не приведи Бездна!» — Сашу так и передернуло. Призрак слизня-политикана, мастерски мимикрирующего под любую ситуацию, встал перед мысленным взором — и так ярко, так реалистично, что девушка оглянулась… да и замерла! На кольце-улице появился знакомый огнистый персонаж. Федор Оспин. Ее «пара».

— Ты, кажется, обещала нам показать, где работает Максимилиан? — стараясь говорить спокойно, Саша повернулась к Прасковье.

Юная яга на девушку не смотрела. Только на Федора:

— Каратель! — Побежали!

Прасковья со всех ног помчалась по мощеному булыжником узкому переулку. Псы еле-еле за ней поспевали. Саша думала: если Прасковья так боится карателя, как же она собирается работать в парке Сугдони?

О том, что она сама, кажется, боится Федора Оспина не меньше юной яги, а еще о том, что тот будет ее преследовать, Саша старалась не думать.

***

Переулок вывел к небольшому скверу, живо напомнившему Саше тот, на станции МИ: вековые липы, цветущие кусты, стайки птиц… Только в глубине парка скрывалось не здание института, а лежало озеро с островком посредине. На островке стоял аккуратный двухэтажный домишко. Впрочем, домишко был вполне обычен. А вот по поверхности озера шла круговая и абсолютно нетипичная в условиях полного безветрия волна.

— Откуда она? — Амвросий с надеждой посмотрел на ученого.

— Не могу знать, — авторитетно заявил Звеновой. — Это, скорее, по твоей колдовской части, дружище. Вон, смотри, как Сашка приглядывается…

Саша не просто приглядывалась: от волны шла эманация сродни той, что мешала беспрепятственно зайти в