— До этого она сама с мужиком жила. А недавно разлаялась с ним, что я очень даже хорошо понимаю, вот и вспомнила про дочку. Дала команду: «Инка, к ноге!» — и та послушно заняла свое место.

Его мать тоже долгое время управляла и им, и его отцом. Потом, когда отца похоронили, переключилась на одного сына. Шаг вправо, шаг влево, сделанный парнем, карался скандалом, а если не помогало, то сердечным приступом. И он послушно шел у нее на поводу. Настолько, что даже влюбился — до одури, до безумия! — именно по маминой указке.

Родительница считала их хорошей парой, а кроме того, видела данную партию очень выгодной для отпрыска. Знала ли о том, что девушка параллельно с ним имеет любовника? Знала, конечно! Но пожилой и очень влиятельный мужчина тоже входил в понятие «выгодно»: он многое посулил матери жениха в обмен на то, чтобы его подружка была пристроена замуж. Как он сам об этом узнал? Да после сорвавшейся свадьбы!

Когда скандал отгремел, любая другая, нормальная мать, отведя от сына угрозу тюрьмы, постаралась бы юношу поддержать, пожалеть, его же собственная мамочка завела разговор о том, что… жениться все-таки стоит.

А поняв, что он даже слышать об этом не хочет, снова начала давить на него по своему традиционному сценарию. Только истерика не подействовала, и очередной приступ он, озверев, вылечил в тот день за две минуты, не больше. Знать бы раньше, что от «больного сердца» так хорошо помогают вовсе не капли, а несколько пощечин, отвешенных с плеча! Сколько именно, он тогда не считал, потому что, решившись поднять на мать руку, уже не мог остановиться, пока та не упала, бледная, страшно напуганная… но абсолютно здоровая, без единого намека на только что мучивший ее сердечный приступ. И с тех пор больше не болела. Ни разу!

Эх, придушить бы ее тогда… Знал бы он в то время, какое это удовольствие, ни за что бы его не упустил. И Инкину бы мать туда же, до кучи! Не ради сексуального наслаждения, а ради душевной разрядки. Жаль, что баба далеко от него. А Инна… Инна наверняка, «поговорив» с ним эсэмэсками прошлым вечером о людоеде, поверила, встревожилась и активно засобиралась домой. Вот и получила «приступ» в ответ. Не зря и рыдала, звоня потом людоеду. Если б не мамаша, завтра была бы уже здесь…

— Валерка, ты чего на меня таким зверем смотришь? — чуть не взмолился Вадим. — Ну не могу я ничего поделать! Если приеду за ней, то без скандала не обойдется, а за скандал Инка первая меня выгонит.

Зорин вздрогнул. Что-то он в последнее время теряет контроль над собой… Надо с этим что-то делать, так нельзя. Хорошо еще, людоед сам, не дожидаясь никаких объяснений, удачно истолковал все по-своему, облегчил ему задачу. Но на душе легче не стало. Теперь ему мучительно хотелось прикончить уже двоих — Инну, прелестную Инну с уродливым животом, и ее мамашу. Причем последнюю, гнусную жабу, хотелось придушить не только саму по себе, но и, не в последнюю очередь, ради Инны. Однако обе сейчас были для него недосягаемы. Как это вынести? Где взять сил? И ведь никто, никто не должен догадаться, что с ним творится что-то неладное! Нельзя подавать даже вида!

— Да, ситуация у тебя не ахти, — сочувственно вздохнул Валерий, обращаясь к Вадиму. — Теперь я, кажется, начинаю понимать, отчего ты запил. А то все удивлялся: очень на тебя не похоже, не в твоем духе.

— Не в моем, — согласно закивал Ларичев, — это точно. Вот как только Инка вернется, сразу же завяжу.

— А что, раньше — слабо́? — не удержавшись, подколол Валерий.

— Да что б ты понимал… — огрызнулся Вадим. Потом, помолчав немного, признался: — Я ведь не только из-за Инки пью. Просто, как она уехала, мне все чаще мысли о Ларке в голову лезут. Раньше такого не было, а тут вдруг спасу никакого. А опрокинешь рюмку, и сразу вроде как все встает на свои места. Поэтому трезветь и не хочется. Так мне лучше пока. Вот только Петр Иваныч поедом ест…

— Слушай, а машину-то его ты поцарапал или нет? Скажи честно, не для протокола.

— Да не помню я! — развел руками Вадим. — Может, и было дело. Сигнализация ведь не сработала, когда царапали, значит, кто-то ее отключил, а ключи от машины только у меня да у старика. Только, правда, не помню, чтоб я это делал, хоть убей! Вообще понятия не имею, где гулял той ночью. Прояснилось в голове, лишь когда Белка меня дернула.

— Да, голубчик, надо Инесс как можно быстрее домой возвращать, — глядя на него, снисходительно протянул участковый.

— Валерка, прекращай! — Ларичев в сердцах мотнул головой. — Не дави на больную мозоль! Я и так почти каждый день смотрю записи, где Инка: так ее не хватает.

— Какие записи?

— Да видео, какие ж еще? На праздниках разных, но там она мельком. А вот когда вальс мы с ней танцевали как-то раз, это почти ее одну и снимали. Уже не помню кто, но сделали ей такой подарок ко дню рождения, вручили запись.

Вальс? Ах, как дорого он дал бы, чтобы еще раз на это взглянуть! На гибкую, изящно кружащуюся Инну, на ее стройную фигурку, которой, как ему думалось, он больше никогда не увидит. А оказывается, нет, есть шанс посмотреть на нее еще раз, пусть даже и в записи. Неплохо было бы себе такую же запись заполучить, но прежде всего — посмотреть. Взглянуть на прежнюю прекрасную Инну еще хоть раз. Да еще в тот момент, когда он любит ее больше всего.

Однако нельзя выказывать своего нетерпения. Людоед хоть и пьяный, но может задаться вопросом: а с чего это участковый проявляет такой горячий интерес к его жене? Надо просто навестить его и уж там заикнуться об этой записи. Кстати, и предлог для визита есть: должен задать еще несколько вопросов все по той же исцарапанной машине.

Что ж, Валерку он зацепил, тут сомнений у Вадима не было. Вначале разозлил его — Петр Иваныч так посоветовал, вот молодец! — рассказами о псевдобольной матери Иннульки, так что у Зорина даже глаза загорелись, а потом про саму Инну упомянул, про записи. И Валерка заглотил наживку вместе с крючком. Что ж, этого следовало ожидать, Ларичев помнил, как участковый пожирал глазами Инну, кружащуюся на танцполе. Вадим все видел, потому что большей частью не танцевал, а стоял в стороне, но тогда не придавал его взглядам значения: Инной в то время очень многие восхищались, не только Валерка.

Сейчас, воскрешая в памяти те дни и зная, кто является убийцей, Ларичев на многое смотрел иначе, запоздало испытывая страх. Ведь только теперь он начал осознавать, какому риску все это время подвергалась Инна, каким нездоровым был проявляемый к ней Зориным интерес.

Тот вальс… Вадим совершенно точно вспомнил, что именно после их первого с Инной танца и была убита баба Клава. Все тогда говорили, что на маньяка это совершенно не похоже, нападать на старушек совершенно не в его стиле. А он и не собирался! Скорее всего, убийца просто сорвался, набросился на первую попавшуюся женщину, в избытке эмоций гуляя по ночному поселку. Сорвался потому, что не мог в тот момент добраться до объекта своих вожделений. И Вадим надеялся, нечто подобное произойдет еще раз, только без такого печального финала: истосковавшийся по Инне маньяк не сможет остаться равнодушным, просмотрев предложенную ему запись, и снова выйдет на свою страшную охоту в ближайшее время здесь, в поселке. А уж ее исход будет зависеть от него, от Вадима.