— А не откажусь! — живо откликнулся участковый. — Вот только муж твой не приревнует?

— Ну что ты, — простодушно улыбнулась Вера. И, включив чайник, ушла в детскую комнату.

Валерий сел на табуретку. На этой же кухне они сидели, когда Верке пришла пора разродиться. Только тогда он, целиком захваченный мыслями об Инне, пропустил данное событие мимо сознания. А теперь…

Нет, нельзя думать об этом здесь, лучше дома. Отвлекая себя от неуместных сейчас мыслей, он огляделся. Все вокруг носило на себе следы заботливой руки хозяйки: красиво расставленная посуда в шкафу, вручную связанные салфеточки. У Инны тоже есть пара таких, подаренных именно женой Степана. Раньше, пока не родила, Верка очень любила вязать крючком. Теперь, наверное, ей стало не до рукоделия. Что она делает сейчас там, за дверью?

Валерий преодолел в себе желание подкрасться и послушать. Наверняка баба кормит свое отродье, а девчонка чавкает, сосет ее вымя. И стоит ему это услышать, как он может не удержаться. Ворвется в комнату и придушит обеих… У него тут же сладострастно заныло внизу живота, но он отогнал от себя возникшее желание. Не сейчас. Но скоро. На днях. Пока людоед еще пьянствует, вспоминая свою Лариску. Потому что пьяного его легко будет подставить, списать убийство на него, и пусть потом Инна кусает себе локти. А еще потому, что ему просто необходима в ближайшее время разрядка: он уже не мог без этого полноценно существовать. А тут, как назло, столько всего в последние недели его напрягало, что потребность в этом…

— Вот и я, — тихим голосом сообщила Вера, появляясь на пороге. — Уложила свое сокровище, теперь можем почаевничать.

Зорин кивнул, отводя взгляд от ее груди: неровен час, заметит там что-то не то и сорвется. А Вера уже хлопотала, как радушная хозяйка, накрывая на стол.

Дома, вечером, он снял с себя напряжение привычным способом. Хотелось пойти к людоеду и еще раз взглянуть на танцующую Инну, но он подумал: столько впечатлений в один день — уже перебор. Да и теперь, когда точно решено, что он убьет Веру, на какое-то время именно жена Степана завладела его мыслями. Инна будет чуть позже, потом.

Откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза, он снова прокручивал в памяти полчаса, проведенные у Веры на кухне. Вспоминал ее упругое тело, обтянутое тонким халатиком, — Верка всегда была не худой, не толстой, а какой-то объемной, ладно заполняющей свою одежду. Вспоминал ее голос, запах, движения. И злополучную грудь. Та как будто жила собственной жизнью, имела особый запах и колыхалась, стянутая лифчиком, как-то индивидуально. Или ему так только казалось? Не важно! Главное, что воспоминание приятно волновало. И очень хотелось поскорее сорвать с этой части тела женщины прикрывающие ее тряпки и схватиться за нее рукой…

Он закурил, подойдя к окну. Можно было бы провернуть все хоть сегодня, но оставался вопрос: как выманить Верку из дома? Чтобы баба полетела на улицу, забыв обо всем: о том, что это опасно в темное время суток, и даже о своем детеныше, которого нельзя оставлять одного.

Если придумать способ, то можно осуществить вожделенное действо в ближайшее время. Выдать за убийцу людоеда не составит труда. Тот ведь, находясь в запое, сам не помнит, где был и что делал, например, царапал машину соседа или нет. Скажем, предлогом может стать то, что собака снова заболела. Пусть Вадька побродит возле стоянки, засветится на улице. А если окажется настолько пьян, что будет не в состоянии куда-то идти, тоже не беда: для того, чтобы выдать его за убийцу, хватит и косвенных улик. А уж улики-то в этот раз он постарается подбросить так, чтобы больше ни одна собака не смогла вмешаться и что-либо изменить.

Способ выманить Верку он нашел на третий день. Даже не нашел, а как будто сама судьба послала его к нему в руки — в образе пьяного вдрызг (почти как людоед) мужика, прикорнувшего на сырой скамейке в городском парке. У ног спавшего пьянчуги валялся оброненный им телефон, и он поднял трубку, желая засунуть в карман владельцу. Но вдруг его осенило: да вот же тот самый искомый способ — никоим образом не привязанный к нему мобильник! Когда потом станут расследовать, откуда исходил последний звонок на номер покойной, то ни за что не свяжут этот вызов с ним, настоящим убийцей. Остается лишь придумать, что сказать Верке, чтобы баба пулей вылетела на улицу. Да еще уточнить график работы Степана, чтоб ненароком не позвонить, когда муж намеченной им жертвы будет дома. И все, дело в шляпе!

Через пару дней участковый зашел к Ларичеву. Тот открыл дверь, даже, похоже, не осознав, кого впускает.

— Привет! — на всякий случай поздоровался Зорин. — Ты что, прилип к бутылке пуще прежнего?

— Поправляюсь, а то голова болит, — еле ворочая языком, пробормотал Вадим.

Валерий вдохнул в себя витающий по квартире запах — несло, как на ликеро-водочном заводе. На кухонном столе сиротливо стояла пустая стопка в лужице, пролитой неверной рукой хозяина. «Да тут, кажется, и не придется особо стараться», — усмехнулся про себя участковый. И сообщил Вадиму:

— А я к тебе. Паршиво у меня сегодня на душе, на работе настроение испортили так, что выпить захотелось. Одному вроде как-то неуютно, вот и вспомнил про тебя как про товарища по несчастью.

— Отлично, присоединяйся! — немного оживился Ларичев.

Оживленности его хватило ненадолго, на какую-то пару стопок. Но, глядя на него, Валерий удивился тому, как ему и эти-то удалось выпить: руки Вадима дрожали, голова клонилась вниз. Надо же, никто ведь не ожидал, что людоед вдруг так сорвется, пустится во все тяжкие! Чем, интересно, кончился бы его загул, не вмешайся он, Зорин? Но узнать это не суждено никому. «Что ж, — подумал участковый, глядя на Ларичева, — многие смогут списать потом твой запой на угрызения нечистой совести. В тюрьме ты хоть протрезвеешь наконец-то. Благодаря мне».

Убедившись в том, что пьяный хозяин квартиры намертво прирос к столу и ни на что не реагирует, Валерий тихонько встал и направился в комнату Вадима. Там открыл шкаф. На плечиках все еще аккуратно — не дотянулись еще, видимо, сюда руки загулявшего людоеда! — висела одежда. Валерий стал передвигать плечики, разыскивая то, что ему было нужно: мундир, на котором блестели два омытых кровью Ларичева боевых ордена. Отыскал, полюбовался, отодвинув в сторону остальные вещи. Именно в этом своем мундире людоед был на свадьбе с Ларисой. Она так настояла. Это был первый и последний раз, когда Вадим надел его после увольнения в запас. Но все-таки сберег, оставил дома.

Зло усмехнувшись, Зорин достал принесенные с собой несколько пар акушерских перчаток с длинными манжетами и презервативы, запихал то и другое в карманы мундира. Потом, хоть в том и не было необходимости, снова расправил все плечики и, закрыв шкаф, вернулся на кухню.

Услышав его шаги, Ларичев сделал слабую попытку приподняться, но снова уронил голову на столешницу. Не задерживаясь больше возле него, Валерий прошел в большую комнату, где нашел диск с записью Инниных танцев. С ехидной ухмылкой заменил его на другой, только разбитый: пусть потом людоед ломает себе голову, пытаясь вспомнить, как это могло произойти. А уж тот это диск или нет, пьяница никогда уже не узнает. Снова усмехнувшись, участковый спрятал украденный диск в карман и сразу направился в прихожую. Обвел ее взглядом, желая найти какую-либо небольшую вещь, которая, даже обнаруженная в постороннем месте, явно указывала бы на своего хозяина. Но не увидел ничего подходящего, кроме перчаток. И в конце концов прихватил с собой их, решив: если с первого раза инсценировка с перчатками не получилась, это не повод для того, чтобы не попробовать еще раз.