— Прэго, — указывая на стоявший в углу стул, сказала женщина, которая работала в магазине.

Где-то через минут сорок приехал тот самый Анжело, которого она видела на фотографии. Проблема была в том, что он почти не говорил по-английски. Насте в ее нынешнем состоянии было трудно и понимать его и объясняться с ним.

— Где Лена? — спросила Настя. Из всего, что ответил Анжело, она поняла, что Лена в больнице и сегодня к ней идти уже поздно, но можно сходить завтра. И в самом деле уже был вечер. Анжело предложил переночевать у них.

В Салерно была старейшая в Европе психиатрическая клиника, о чем Прокофьева узнала случайно из Интернета, но она и предположить не могла, что именно там увидит свою подругу Ленку Данилову. С Ленкой случилось то, чего невозможно было предвидеть. У нее ни с того, ни с сего, что называется, поехала крыша. Она перестала ощущать мир как прежде и стала жаловаться на то, что все вокруг воняет. Это был один из симптомов шизофрении. Ей оставалось только посочувствовать.

Настя боялась идти в больницу после того, как услышала рассказ Анжело о том, что с ней произошло. С помощью итальянско-русского разговорника у себя дома он все-таки смог ей кое-что объяснить. Насте казалось, что в ней Ленка почувствует такое скопище вони, что лишится остатка рассудка. Но, как ни странно, Ленка, увидев Прокофьеву в палате, прижалась к ней, как побитая собака, и заплакала.

«Она словно почувствовала мою боль», — подумала Настя.

И Прокофьева, склонившись головой к ее плечу, тоже заплакала. Так они сидели, пока не выплакали все слезы.

Когда они вернулись в квартиру Анжело, Настя, как могла, спросила его, любит ли он Ленку, как раньше. Анжело ответил, что да. Было видно, что он очень страдал из-за того, что с его русской женой это случилось. В этой проклятущей Италии Прокофьева встретила и бездушие, как у Тициано, и душевную теплоту, как у Альфонсо и Анжело. Курс терапии, который еще не прошла Данилова, оканчивался через месяц, но можно было забрать ее домой раньше при условии, что за ней кто-то постоянно будет ухаживать. Прокофьева была готова ухаживать за ней сама, но она не знала, как объяснить Анжело, что ему нужно помочь ей снять отдельную квартиру или комнату. Языковой барьер все-таки существовал. И большую проблему составлял ее нелегальный статус, грозивший всем заинтересованным большими неприятностями. Поэтому Настя предложила Анжело взять у нее деньги, чтобы нанять для Лены сиделку, какую-нибудь добрую итальянскую женщину.

Анжело сказал, что за ней ухаживать будет его мать, которая сама вызвалась это делать, когда Лену чуть-чуть подлечат, поскольку была уже на пенсии и свободной. Настя все равно попросила взять у нее три тысячи долларов, всего лишь трехмесячный заработок какой-нибудь итальянской уборщицы, просто потому что она этого хочет. И, осознавая, что жизнь Даниловой находится в добрых руках этой итальянской семьи, покинула их дом. Ей уже не казались важными ни деньги, ни встреча с неуловимым человеком в Тулузе, которой она так долго ждала.

Понятие мировой тюрьмы все больше представлялось ей адекватным названием человеческой жизни на Земле, где каждый пребывал в своей ограниченной внешними обстоятельствами зоне. Медальон с изображением будды Мантрэя, который подарил ей Андрюша Беленький в Питере, лежал в рюкзаке. Она снова повесила его на шею. Дорога по этой иллюзии, как Андрюша Беленький окрестил вслед за буддой жизнь, была не окончена. Настя снова взяла билет на поезд. Пересекать итальянско-французскую границу в вагоне она не решилась, опасаясь нечаянной проверки документов, поэтому вышла из него заранее, а затем снова воспользовалась автостопом, к которому уже привыкла.

В Марселе она собиралась или пересесть на поезд до Тулузы, или снова навестить квартирку одного из «французских салатов», как она его окрестила, парнишки Оливье и у него переночевать. Оливье со своей подружкой Фани жил на улице со смешным названием, которое в переводе означало улица хороших детей. Дети в принципе и в самом деле были хорошими, если закрыть глаза на ревность Фани к Насте. Но эта девушка сама жила у Оливье на птичьих правах, а ревность свою тщательно скрывала, считая ее пережитком прошлого. За Ниццей Прокофьева остановила машину с какими-то молодыми парнями, которые сносно говорили по-английски. Как оказалось, они ехали от знакомого, который под Турином в Италии открыл свой ашрам и, подражая Саи Бабе, потчевал там сказками о едином космосе всех кого ни попадя.

— Как, ты едешь из Италии, и не была в Леони, у Роберто Свами?! Ну ты даешь! Тебе обязательно нужно было туда попасть, — сказал один из них, мулат Шаримэ. — А откуда ты?

— Из России, — ответила Настя.

— О, у нас Соня русская — указал он на девушку, которая сидела за рулем.

— Ты и в самом деле русская? — спросила Прокофьева.

Но Соня только помахала головой в знак того, что ее не понимает. По-русски она знала только пару слов.

— Мой дедушка был русский казак, — сказала Соня по-английски. — Он эмигрировал после революции с семьей. Мама говорит по-русски, но я русского не знаю.

— А куда ты едешь? — снова спросил Шаримэ.

— В Тулузу к товарищу, — сказала Настя.

— О, там за нами тоже из этого центра в Леони едет. Луи, он из Тулузы. Сейчас мы ему посигналим, чтобы он остановился, и ты к нему пересядешь.

На ближайшей автостоянке обе машины остановились. Настя с рюкзаком пересела в другую машину, следующую до самой Тулузы. Хотя… ее не покидало странное предчувствие грядущей опасности.

Мужчина, к которому ее пересадили, чем-то напоминал писателя Антуана де Сент-Экзюпери. Автор «Маленького принца», как и этот полноватый француз, жил некоторое время в Тулузе, где служил летчиком в авиации. Настя даже попыталась отвесить этому человеку комплимент, упомянув его внешнее сходство с Экзюпери.

— А вы случайно не летчик, — спросила Настя.

— Нет, я делаю шоколад, — ответил француз.

— А эти ребята ваши старые знакомые?

— Нет, мы познакомились в Леони.

— А зачем вы туда ездили? — снова проявила любопытство Настя.

— Во Франции много таких людей, — ответил он, — кто интересуется эзотерикой, и они собираются иногда там. Вот, — протянул брошюрку о центре в Леони своей попутчице Луи.

— А на каком языке вы говорили с этим человеком из Леони?

— С ним не нужен язык. Он читает мысли, — ответил «Экзюпери».

«Ну вот, — подумала Прокофьева, — снова в дерьмо вляпалась».

На автозаправке они зашли в кафе. И девушка, которая им подавала кофе, вдруг ни с того ни с сего стала кутаться в жакет, приговаривая:

— Что-то холодно, холодно мне… очень холодно. Что со мной?

Когда Настя с человеком из Тулузы вернулись в машину, он специально обратил ее внимание:

— Вы заметили, как девушке в кафе стало холодно?

— Да, — сказала Прокофьева, — Это вы постарались?