— Да, я, — спокойно ответил тулузец.

«Ничего себе, сволочь, — снова подумала Настя. — Если человек ни с того, ни с сего чувствует холод, значит он теряет энергию. Энергетический вампир, что ли? Это этому их обучает этот придурок из Леони. Ой, свалить бы скорей от этого гада».

Гад снова обратил Настино внимание на себя, когда они проезжали старый город Каркассон, где жило много катаров, признававших дуального бога. Насте кто-то уже об этом рассказывал. Но когда этот человек указал на город, видневшийся в потемках вдалеке от трассы, Прокофьева вдруг почувствовала странную потерю сил. С ней явно происходило что-то ненормальное. И она вдруг четко вспомнила, что такое же ощущение у нее было, когда она садилась в машину Тициано в Мессине, а тот прятал в багажник ее рюкзак. Похоже, все это было из одной оперы.

«Магия, что ли? — подумала Настя. — Вот черт».

Чертыхаться долго не пришлось. Они уже подъезжали к Тулузе. Прокофьева попросила мобильный, чтобы набрать Валеру. Тот взял трубку. Но что-то оборвалось, и больше соединения не получалось. Абонент снова был недоступен.

Он только успел сказать:

— Да, слышу. Привет. Я сейчас за городом. Завтра…

— Где вас высадить? — спросил «вампир». И Прокофьева, которая снова не знала, куда деваться уже наступившей ночью, назвала железнодорожный вокзал. Луи отъехал, даже не подумав предложить ей свою помощь.

Притухшая в животе боль все еще, хотя и менее слабо, давала о себе знать. Ей снова нужно было дожить до утра, поскольку телефон Валерия упорно не отвечал. На простеньком железнодорожном вокзале в Тулузе, так же как в заштатных российских городках, не было удобного зала ожидания. Только деревянные скамейки и автоматическая камера хранения по центру зала. Ближе к утру Настя сбросила туда свой рюкзак, запомнив код и ячейку, и отправилась автостопом в то самое Ренн-ле-Шато, о котором рассказывал сицилиец. Ей нужно было как-то скоротать время до вечера, когда она надеялась вызвонить Валерия, и просто отбиться от желания спать. Тут-то она и вспомнила, как пробросила предложение Андрюши Беленького дать ей адреса его знакомых в Тулузе, и немного об этом пожалела.

«Кто ж мог знать, что именно в эту Тулузу меня и занесет какое-то время спустя после побоища на улице Димитрова в Петербурге? — подумала она. — Вот что называется «се ля ви». Словно все заранее предопределено. А знаки я не улавливаю».

Где-то через полтора часа она уже была в Ренн-ле-Шато. Этот французский уголок ее, честно говоря, разочаровал. Совсем маленькое село среди Пиренеев, где и жило-то, наверное, человек десять-пятнадцать, с маленькой замшелой церквушкой.

В церкви у входа стояла статуя сероглазого черта, держащего на своем горбу чашу со святой водой. Он был очень похож на того негра, от которого она так бежала в Риме. Чуть выше были расположены статуи то ли четырех мадонн, то ли четырех грешниц.

— Надо же, на почетном месте в церкви — черт, такого в нормальных церквях не встретишь. Сатанисты что ли делали? Вот ведь гады ползучие, — выругалась Прокофьева. — И что тут собирался искать этот козел из Мессины, который меня изнасиловал? Сволочь. Сокровища под статуэткой черта что ли? И дебилу ясно, что деньги от дьявола. То-то эти придурки ему поклоняются. Даже в храме поместили. Вот где чертовщина на открытом месте.

Помимо черта и его приспешниц в этом странном храме красовалась статуя Марии Магдалины с черным крестом и черепом у ее ног. В отличие от традиционных церквей, в этой церкви были целых два младенца Иисуса, один из которых был на руках у Иосифа, а другой — у Марии, статуи которых размещались возле алтаря.

— Близняшек что ли родила эта самая Мария? — произнесла Настя. — Интересно, что они имели в виду, делая двух Иисусов? У Христа что ли был братишка?

Впрочем, еще один ребенок, то ли мальчик, то ли девочка, был еще на руках у каменного изваяния Антония Падуанского. О том, что этот мужик именно Антоний, Настя поняла по надписи внизу.

— Черт, три младенца, два из которых близняшки Исусики, Магдалина с черепом… и куча теток неизвестного происхождения. По всему видно, блудниц. Мрачная у них, однако, фантазия, — произнесла Прокофьева, рассматривая заведение, названное церковью. — Капище сатаны что ли? Во французы дают.

В росписях свода также присутствовали синий цвет и звезды, мальчик с клетчатым пледом и много другой неканонической несуразицы. Синий цвет и звезды Настя расшифровала как масонские символы, о которых тоже немного знала. А так в общем там не было ничего просветляющего. И тем более того, к чему можно было, на ее взгляд, стремиться.

— Ну, похоже, этот сатанист из Мессины стремился именно к тому, что сам себе навоображал — лестнице в небеса. Потому что кладом здесь точно не пахнет, — решила туристка по случаю.

Над портиком церкви была надпись на латинском, которую Настя переписала себе в блокнот, чтобы при случае перевести. Пошатавшись некоторое время по дворику этой самой церквушки, она спустилась вниз по улице, где продавались рекламные проспекты и альбомы. Настя просмотрела некоторые из них. Там сообщалось про дуализм, который проповедовали тамплиеры, некогда обитавшие в этих краях. Прикупив кое-что, чтобы на досуге почитать об историческом месте, которое она посетила, Прокофьева отправилась обратно в Тулузу, не теряя надежды на то, что Валера наконец-то появится дома.

Но в этой французской провинции с транспортом было не менее сложно, чем где-нибудь в русской глубинке. Меняя машины, Прокофьева ехала в Тулузу, выслушивая рассказы местных жителей об истории населявших эти места катаров. Когда она добралась до Тулузы, попутно заехав еще в пару исторических мест, было уже темно. Она снова попыталась набрать номер Валерия, но поселившийся в трубке автоответчик вновь вежливо послал ее куда подалее. Вторую ночь без сна Настя бы уже не выдержала. Нужно было что-то придумать. Голодная Прокофьева зашла в буфет на вокзале, чтобы перекусить.

Пока она ела, на нее положил глаз человек, который так же одиноко сидел за соседним столиком. Он попросил разрешения присесть рядом с ней.

— Меня зовут Сам, — сказал человек, который так же, как и прежние знакомые арабы, говорил по-английски.

Сам тоже оказался наполовину алжирцем. Но мать, с его слов, была итальянкой.

Он не производил впечатления симпатичного человека. И, наверное, если бы не предательская боль в животе, она бы почувствовала на уровне интуиции, что таких людей нужно остерегаться. Но усилившаяся к вечеру боль заглушила интуицию, и Настя согласилась на предложение Сама переночевать у него. Ему она сказала, что приехала к подруге, телефон которой пока не отвечает. На этот раз Прокофьева предусмотрительно не стала забирать рюкзак с деньгами из камеры хранения, а те деньги, которые были у нее с собой, переложила в туалете из сумки в накладные карманы брюк, где уже лежали документы. Спать она в любом случае намеревалась в одежде.

Но спать и в эту ночь ей не пришлось. Сам привез ее в какую-то полупустую квартиру с голыми стенами на окраине Тулузы. Никакого внутреннего напряжения Настя не чувствовала, заглушая свой разум верой в то, что арабы в принципе добропорядочные люди. Поэтому она, оставив Сама одного в комнате, спокойно отправилась в ванную. Пока она умывалась, Сам накрыл на стол. Вернувшись в комнату, Настя, ничего худого не подозревая, села за стол и приняла из рук полуалжирца стакан с ее любимым апельсиновым соком.