Другие солдаты отмечали свое активное участие в социалистических демонстрациях, высоко оценивая улучшение условий труда, вызванное революцией. Триестинец Базилио Вайц (его фамилия при фашизме была итальянизирована в Бианки) рассказывает в своем дневнике об участии итальянцев на демонстрации в Юзовке, где среди многочисленных красных флагов развевался и триестский, красный с белой алебардой посередине, что вызвало любопытство у русских[562]. Для многих последствия Февральской революции ознаменовали начало беспрецедентного процесса политизации, с глубоким разрывом с предыдущим опытом заключения[563].

Октябрьская революция коренным образом изменила положение пленных. Большевики освободили солдат, но не «буржуазных офицеров». Если раньше последние жили в привилегированном положении по сравнению с простыми солдатами, то теперь они становились «врагами народа», жертвами насилия и репрессий, по-прежнему пленниками, получавшими обесцененные деньги, недостаточные даже на основные нужды. При этом свобода, завоеванная солдатами, имела и негативные последствия. Став свободными гражданами, они больше не имели права на содержание от российского правительства, и были вынуждены искать работу, что становилось всё труднее в условиях краха экономической системы и возвращения с фронтов, к своим прежним занятиям, миллионов российских солдат.

Большевики сразу поняли, как важно иметь на своей стороне тысячи этих бывших пленных, и активно пропагандировали их, организуя в специальные пролетарские советы, в рамках которых формировали лидеров, сыгравших впоследствии решающую роль в развитии коммунистического движения в своих собственных странах (венгр Бела Кун; австрийцы Карл Томан и Иоганн Коплениг и др.). Большевистские организации занимались «политическим воспитанием» солдат, а с началом Гражданской войны способствовали их призыву в Красную Армию. Это произошло на территориях, контролируемых большевиками, то есть в первую очередь на западе России, но не в тех областях, где образовались республики различной политической ориентации, избежавшие центрального контроля. В частности, в обширных зонах Сибири — на основном театре Гражданской войны заключительного этапа — осуществлялась власть Экспедиционного корпуса Антанты и, прежде всего, «белых». Они отказали пленным в свободе, отправив их обратно в лагеря и положив конец репатриации, предусмотренной Брест-Литовским миром[564].

Значительное число пленных было лишь частично вовлечены в братоубийственный конфликт: они не желали и не были вынуждены принимать чью-либо сторону. В основном их заботил отъезд из России — иногда им удавалось сделать это совершенно самостоятельно, а иногда — в акциях по обмену пленными[565]. Другие, однако, не смогли избежать событий Гражданской войны, а оказались в схватке конфликтовавших станов. Их действия лишь отчасти были результатом свободного политического и идеологического выбора: чаще это были вынужденные решения, навязанные событиями. Многие записались в Красную Армию, потому что видели в хорошем жаловании единственный способ выжить, другие — чтобы избежать насилий чехословацких легионов над австро-венгерскими, пусть и италоязычными пленными, в которых всё еще видели старых врагов в борьбе за национальное самоопределение. Не обошлось без давления и фактически принудительного призыва. Иногда пленные меняли свой стан по мере изменения военной ситуации с тем, чтобы быть на стороне тех, кто мог разрешить их репатриацию, демонстрируя безразличие к противоборствующим идеологиям. Это не отменяет того факта, что для определенного числа солдат, трудно поддающегося оценке, существовала искренняя идентификация с воюющими сторонами, особенно с участниками большевистской революции, о чем также есть след в записках нескольких итальянцев.

Адриано Олива — потом он станет одним из основателей филиала Коммунистической партии в Триесте — активно участвовал в Русской революции, предоставив свои профессиональные навыки печатника для издания первой большевистской газеты в Шацке, в центральной России, и принимая непосредственное участие в борьбе с «белыми»[566]. Похожие истории случались и с трентинцами, например, с Виджилио Девиджили, который, став коммунистом, записался в Красную Армию и сражался с другими итальянцами, немцами, венграми в интернациональных отрядах, «теперь на другой стороне, на правой»[567]. Трудно сказать, сколько итальянцев сражались за революцию и сколько из них были ирредентистами[568].

О других войнах в Европе и, в частности, о том, что произойдет почти двадцать лет спустя в Испании, в Гвадалахаре, напоминает отрывок из отчета командования Итальянского экспедиционного корпуса в Сибири: реконструируя военные действия в мае 1919 г. оно отметило присутствие в рядах «красных» многочисленных бывших пленных, оскорблявших «наших итальянских солдат на итальянском языке»[569].

Риск «большевистской заразы» вскоре стал одной из самых наболевших проблем воюющих стран. Австро-Венгрия с тревогой восприняла возвращение освобожденных пленных после заключения мира с Россией. Тысячи бывших узников самостоятельно отправились из европейской части России на запад, пытаясь добраться до своих стран — Германии и Австро-Венгрии. Прием для них оказался далеко не таким, как ожидалось. Измученные войной, они попали на Родине в ситуацию хронической нехватки продовольствия, которая усугубилась после их возвращения. Но главное — они теперь находились под двойным подозрением: в том, что они дезертиры, добровольно сдавшиеся в плен врагу, и в том, что они обратились в большевистских агитаторов. В Австро-Венгрии был создан специальный аппарат проверки и контроля репатриированных пленных. После «оправдания» своего пленения и доказательства своей политической и национальной надежности, бывших пленных перевоспитывали с дисциплинарной и военной точки зрения, а затем включали в резервные части, а иногда даже повторно посылали на фронт. Освобожденные в России с уверенностью, что война для них наконец-то закончилась, они неожиданно оказывались вновь вовлеченными в военные действия империи. Тяжелая атмосфера подозрительности, суровые условия жизни в лагерях приема и повторный призыв в армию вызывали широкое недовольство среди этих солдат, ставших даже участниками мятежей. В отчетах военных и полицейских властей часто подчеркивалась центральная роль вернувшихся из России солдат в бунтах, потрясших австро-венгерскую армию в последние месяцы войны.