Огромная комната оказалась до отказа набита дергающимися в конвульсиях телами обоего пола. Льющаяся из развешанных по углам динамиков песня на английском языке не предполагала тот ритм, который задавала веселящаяся толпа. Многие думали, что таким образом танцуют, но Твердов лишь усмехнулся, глядя на массовые телодвижения. Здесь было душно, пахло потом и перегаром.

Галя скромно стояла у противоположной стены в окружении первокурсников и вяло шевелила плечами в такт мелодии. Возле нее увивался какой-то хлыщ, при тщательном рассмотрении оказавшийся Серегой Клопом. Кровь бросилась Александру в голову и он, погрузившись в толпу, начал движение в ее сторону.

– Э, малой, пойдем побазарим, – чья-то сильная рука легла ему на правое плечо.

– Давай позже, – стряхнул с себя руку Твердов, разглядев боковым зрением, что конечность принадлежала Вите Ковалеву.

– Ты че, не понял? – тут перед ним возник Юра Ковалев, заслоняя собой дорогу.

– Парни, я сейчас к вам выйду, пять минут, – улыбнулся им «Председатель», чувствуя, что принятый накануне трофейный самогон уже всосался и стал притуплять и страх, и инстинкт самосохранения.

По-видимому, такой ответ не понравился братьям Ковалевым. Потому что стоявший перед Твердовым Юра неожиданно набычился и, размахнувшись по-деревенски, с разворотом, попытался ударить его в голову увесистым кулаком. Удар пришелся точно в ухо танцующему рядом крепкому небритому мужику лет сорока. Мужик тут же улетел в сторону, а на его месте возник другой, чуть помладше, но тоже небритый и сильный, который выпустил серию ударов по широкому Юриному подбородку.

Твердов не стал дожидаться, чем там все закончится, а, работая локтями, стал пробиваться к стене, где танцевала Галя. Он хотел вытащить ее из толпы и объясниться. Однако Александр рванул не в том направлении. Уворачиваясь от удара Ковалева-младшего, он сбился с курса и теперь очутился совсем в другом углу. Самое обидное, что Галя не видела его. Она вообще никого не видела, так как Серега Клоп загородил ей собой весь обзор.

Осознав свою оплошность, Александр попытался изменить направление движения. Но не тут-то было. Вся эта человеческая биомасса в зале неожиданно развернулась к нему своими лицами и набросилась на Твердова с кулаками. По крайней мере, ему показалось, что все, кто его в тот момент окружал, пытаются его ударить либо рукой, либо пнуть. Громкая музыка заглушала вопли и крики беснующейся толпы. Твердов видел звериные оскалы, мелькание кулаков и стоп, достигавшие своей цели.

Зажатый в дальнем углу зала, он стал очень плохой мишенью. Десятки озверевших и объединившихся за одно мгновение людей, тщетно пытались его достать своими конечностями. Они сгрудились в узком пространстве и только мешали друг другу. Их КПД оказалось близким к нулю. Их руки и ноги просто мелькали в пестром освещении светомузыки, не принося Александру существенного вреда. Чего не скажешь от Твердове. «Главное не упасть – затопчут!» – отпечаталось у него в голове.

Оттолкнувшись от защищавшей его сзади кирпичной стены, Твердов стал пробивать себе дорогу к выходу. Точными и сильными ударами в голову и в корпус он сокрушал своих врагов. Набитые годами и ставшие уже железными кулаки и локти разбивали маячившие возле него лица, словно перезрелые помидоры. Темная и алая кровь разбрызгивалась и фонтанировала вокруг, словно свежий томатный сок. Крови было слишком много, и вся кровь не его. Со стороны «Председатель» напоминал былинного богатыря, который «направо махнет – будет улица, а налево – переулочек».

Народ валился снопами. Сзади Твердова образовалась широкая просека. Он, как мощный ледокол среди толстых льдов, напористо пробивал себе путь. Толпа бесновалась, но ничего не могла с этим поделать: слишком тесно им было всем скопом прихлопнуть всего одного, но довольно умелого бойца.

Меньше минуты ушло на то, чтоб Александр прорубил себе дорогу и, добравшись до выхода, из последних сил ударом правого локтя в приметную челюсть свалил выросшего у него на пути Юру Ковалева и бросился вниз по лестнице в фойе, а оттуда наружу.

Очутившись на улице, он вздохнул полной грудью обжигающий ледяной воздух и кубарем скатился с невысокого крыльца. Ничего лучшего не придумал, как встать здесь же, недалеко от входа, прислонившись к холодной стене клуба вспотевшим телом. Легкие буквально разрывались, захватывая все новые и новые порции недостающего кислорода из окружающего воздуха. Александр не припомнил, чтоб когда-либо испытывал такие колоссальные физические нагрузки. Ведь, по факту, он укокошил не менее двадцати, а то и больше человек. Хорошо, что не насмерть. Хотя кто знает?

Последняя мысль неприятно покоробила его. А может, обойдется? Саднило грудь, болели руки, ноги. Но больше всего ныли разбитые кулаки. Несколько раз он попал по открытым ртам и покарябал о чужие зубы свои кулаки.

Он приходил в себя, скрытый ночной темнотой. А темнота вдоль неосвещенной стены стояла такая, что казалось, ее можно резать ножом и складывать, как кубики, рядом. Толпа тоже пришла в себя и с диким воем и улюлюканьем вывалила из клуба и веером рассыпалась по двору. «Председатель» принял единственно верное решение: остаться на месте. Так как беснующиеся колхозники решили, что неизвестный боевик в зеленом свитере, покалечивший столько народа, побежал подальше от клуба и теперь прячется где-то в ближайшей тополиной роще, скрывшись за одним из толстых стволов.

– Ребя, живей, живей! Витек, заходи справа! Леха, бери пацанов, и слева давайте окружайте эту гребаную рощу! – командовал незнакомый низкорослый крепыш в военно-морском коротком чёрном бушлате без погон, подпоясанный кожаным ремнем с бляхой с якорем и звездой. – Не дайте ему уйти!

– Леха, ты смотри, чтоб на тебя не попер, он прыткий больно!

– А пущай попробует, мне есть чем его угостить, – презрительно циркнул сквозь зубы тонкой слюнной струйкой Леха и, сняв с пояса ремень, намотал его на правую руку так, чтоб усиленная свинцом бляха свесилась вниз.

– Клоун, – усмехнулся Твердов, представляя, как вырубает этого героя одним ударом ноги в голень.

Мужская половина отдыхающих, словно заправские охотники взяли рощу в плотное кольцо и медленно сжимали его. Женская часть стояла у крыльца и громко, не стесняясь в выражениях, обсуждала случившееся.

– Я его гада хотела по яйцам пнуть, а он, падла, мне в ухо закатал. Гля, как распухло! Еще и каблуки сломала, – плакалась какая-то размалёванная девица неопределённого возраста в ядовито желтой кофточке и синих штанах. В одной руке девица держала синие туфли, а в другой один длинный оторванный каблук. Левое ухо у нее напоминало ухо мультяшного Чебурашки. – Где вот второй каблук теперь искать?

– Ща его наши парни прищучат, – со знанием дела произнес тщедушный типок в мятом коричневом пиджаке, выпуская через ноздри густую струю табачного дыма.

– Филя, а ты чего не с парнями? – повернулась к нему Чебурашка. – Испугался?

– Кто, я? – ухмыльнулся Филя. – Там и без меня народу полно. Справятся.

– Ты видал, сколько этот чел народу положил? Ужас! Сразу видно военный. Офицер, поди, – встряла в разговор толстая девушка в накинутом на плечи Павлово-Посадском платке, сплёвывая прямо на себя шелуху от семечек. – Наверное, человек сто, не меньше.