Тихого океана. Вокруг него гнездятся небольшие хозяйственные постройки, соединенные извилистой бетонной дорожкой, пересекающей скалистое плато.

Я присматриваюсь к каждому пикселю: приближаю домики, разглядываю каждый кустик и камень настолько пристально, насколько позволяет Гугл, но так ничего и не нахожу. По крайней мере, ничего, связанного с ракетами или «Кроликами».

Хочется есть, поэтому я возвращаюсь к кофейне рядом с космическим памятником и заказываю салат из авокадо и сэндвичи, которые мы с Бароном частенько брали. Хочется спросить у официанта, что случилось с машиной в руке у тролля, но я прекрасно понимаю, что ответ будет именно тот, которого я боюсь: «Мини Купер» был там всегда.

За едой я снова возвращаюсь к карте окрестностей маяка. Уж не знаю, что я хочу там увидеть, но так получается отвлечься от мыслей о машине в руке тролля и о том, что еще поджидает меня в этой новой реальности.

Я рассматриваю побережье и петляющую обшарпанную деревянную лестницу, ведущую от стоянки к пляжу, и замечаю кое-что необычное; я даже не сразу понимаю, в чем именно дело, так что приходится сильнее увеличить изображение.

На серой гальке виднеется послание, выложенное золотистыми щепками, вынесенными на берег. Всего лишь два слова: «Монорельс К».

На мгновение я забываю, как дышать. Отпив воды, я обвожу взглядом кофейню. Какого хрена? Я вновь опускаю взгляд на экран. Сообщение осталось на месте.

«Монорельс К».

Судя по дате, фотография была сделана Гуглом в июне 2018-го.

Но разве может изображение, сделанное три года назад, быть связано со мной? Подозреваю, чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вызвать такси и отправиться к монорельсу.

Водитель высаживает меня у Центральной станции Сиэтла. Поднявшись на эскалаторе, я вставляю карту в автомат, чтобы купить билет до Уэстлейка, но удивленно замираю, глядя в экран.

Потому что он предлагает мне выбор.

Я живу в Сиэтле с самого детства и точно знаю, что у монорельса всего две остановки, расположенные примерно в полутора километрах друг от друга: Центральная станция Сиэтла и Центральная станция Уэстлейка. Все, больше остановок нет. Где ни сядь, монорельс остановится всего один раз. Но автомат предлагает мне два варианта: Уэстлейк и Си/Так. С каких это пор монорельс останавливается у международного аэропорта Сиэтл/Такома?

Нет, быть не может. Станции Си/Так просто не существует.

Я покупаю билет до нее.

Стоит зайти в вагон, и я замечаю изменения в обстановке. Поскольку раньше у монорельса было всего две станции, карты остановок не требовалось, и в вагонах висели рисунки и фотографии поезда в разные годы.

Но теперь на месте исторических фотографий висит карта трех станций: Центральной, Уэстлейка и Си/Так.

Присев, я еду к третьей станции монорельса. Мироздание не дает засомневаться, правильно ли я поступаю, потому что на сиденье рядом лежит перевернутая газета. Я подбираю ее. Она выпущена три дня назад, что кажется таким же бредом, как и взявшаяся из ниоткуда третья станция, потому что газету закрыли осенью 2000 года. Это был бесплатный еженедельник – «Ракета».

– Поезд прибыл на станцию «Си/Так», – раздается из динамиков женский голос, когда мы подъезжаем к аэропорту. Путь до него занимает пятнадцать минут, и все это время я то разглядываю вагон, то пассажиров, то ищу подсказки в «Ракете».

Безрезультатно.

Но я точно знаю: на станции найдется хоть что-то.

А в итоге находится кто-то.

Она стоит на платформе, куда прибывает поезд.

Это Эмили Коннорс.

– Пойдем, – говорит она, хватая меня за руку. – Времени нет.

– Ты что тут забыла?

– Тебя вот ищу, хотя могла бы не тратить время, а мир спасать, – отвечает она, вытаскивая меня на улицу.

– Чего-чего?

– Не чегокай. Садись давай.

Эмили нажимает на брелок, и стоящая неподалеку черная «Тесла X» с тихим жужжанием раскрывает двери, по форме напоминающие крылья чайки.

– В чем дело? – спрашиваю я. – Что с нашей… реальностью?

– Что, на пути попалось слишком много… несоответствий?

– Да. Мы что, в…

– Думаешь, мы в другом измерении?

– Ну да, – с неохотой признаю я. – Так что, это правда?..

– Все не так просто. Я объясню, только давай шевелись.

Мы садимся в машину, и Эмили вдавливает педаль в пол.

Сорвавшись с места, мы выезжаем на автостраду. Я выглядываю в окно; в этой реальности появившийся из ниоткуда небоскреб пропал, и город выглядит так, как я его помню. Ну да, у Фримонтского тролля другая машина, а монорельс внезапно обзавелся дополнительной станцией, но если не задумываться об этом, можно представить, будто все вернулось на круги своя.

Эмили сворачивает с автострады на ближайшем же съезде.

На языке вертится сотня вопросов, но я не знаю, с какого начать, поэтому молча сижу в пассажирском кресле и смотрю на город, мелькающий за окном.

Через какое-то время Эмили сворачивает на небольшую бетонную парковку рядом с бульваром Лейк Вашингтон. Мы выходим из машины на дорожку – мне казалось, что она каменная с резиновым покрытием, но стоит встать на нее, и она начинает двигаться. Это транспортная лента – траволатор, как в аэропорту.

Траволатор приводит нас к небольшой будке из белого бетона, в которую встроен лифт. Кнопки нет, но Эмили достает телефон, делает там что-то, и двери открываются. Мы заходим, и лифт тут же начинает подниматься.

Останавливается он в просторном помещении, мастерски использующем открытое простран- ство.

Прямо напротив входа располагаются окна во всю стену, из которых открывается потрясающий вид на озеро. Такое ощущение, что неведомый мастер убрал все лишнее и оставил лишь воду, деревья и далекие горы. Над озером нависают серые облака, придавая квартире нотку печали и кинематографичности одновременно, словно мы оказались в доме богатого убийцы из скандинавского триллера.

За стеклянной раздвижной дверью, выходящей на широкую террасу, я замечаю лестницу, ведущую к траволатору, который довез нас до лифта. Дальше тянутся лишь трава и деревья.

Комната обставлена со вкусом: диван от Флоренс Нолл, стол от Ногути, подвесные лампы от Джорджа Нельсона, встроенные книжные шкафы от пола до потолка и светлый пробковый паркет.

– Какой у тебя шикарный особняк, – говорю я.

– У меня? – смеется Эмили. – Да ты что. Это особняк друга.

– Хороший, видимо, друг, – говорю я.

Улыбка Эмили тает, и она кивает на диван.

– Времени у меня немного, так что если есть вопросы – задавай.

Я сажусь на диван. Эмили пододвигает стул из гладкой гнутой фанеры и садится напротив.

Только теперь я нахожу в себе силы рассмотреть ее поближе. Эмили явно устала – ей не помешает пару раз хорошо выспаться, – но это не единственная проблема. В ее взгляде читается отстраненная грусть.

– Мы… правда виделись в пентхаусе Башни? –