— Милорд разрешит старой женщине присесть?

Голос у фэйри совершенно не соответствовал ее внешности, хотя как раз это ни о чем не говорило — все же физиология несколько иная, не как у обычных людей. Пожалуй, это наиболее отличающийся от других народ — если те же эльфы, кроме внешнего вида, ничем, ни продолжительностью жизни, ни физическими кондициями, за пределы человеческой статистики не выпадают (кроме магов, конечно, но они у любого народа долгожители), то фэйри и живут дольше, в среднем лет на двадцать, и несколько иначе стареют. Впрочем, может быть, причина тому здоровый образ жизни и отсутствие серьезной статистики — сказала фэйри, что ей за сотню, а на деле, может статься, на полтинник моложе. Метрик-то нет. Хрен знает, не проверял — делать мне нечего, ерундой заниматься.

— Милорду плевать, — усмехнулся я. — Все равно ухожу.

Плавным, каким-то кошачьим движением фэйри опустилась на стул, на миг замерла и задала неожиданный вопрос:

— Милорд не возражает, если я… доем?

Не понял… Я внимательно посмотрел на нее. Ох, давно я так не прокалывался. Совсем же молодая женщина, а ее жуткий вид — результат хронического недоедания. Интересно, что с ней случилось? Обычно фэйри держатся друг за друга и умереть с голоду себе подобным не дают. Здесь же, похоже, была совсем другая ситуация, и моя внезапная собеседница оказалась на грани голодного обморока.

Я щелкнул пальцами, подзывая обслугу. Как по волшебству рядом со мной материализовался хозяин гостиницы, неприязненно поглядел на сжавшуюся под его взглядом женщину. Согнулся в профессиональном поклоне и вежливо поинтересовался:

— Прикажете вышвырнуть?

Вместо ответа, я подбросил в воздух серебрушку — цену как минимум хорошего обеда. Сделал в сторону фэйри небрежный жест рукой:

— Накорми. Как следует. Приду — проверю.

Мужик вновь согнулся и быстро направился в сторону кухни. Все правильно, удивляться ему, согласно должностной инструкции, не положено — захотел барин проявить благотворительность, значит, он в своем праве. Платит-то он, а значит, «любой каприз за ваши деньги». Ну а для меня, в общем-то к широким жестам не расположенного, серебрушка была мелочью, поэтому вполне можно было проявить благородство. Хорошо быть великодушным, когда это тебе практически ничего не стоит. Впрочем, пять секунд подумав, я решил не останавливаться на полдороге и, выудив еще одну монету, положил ее на стол перед фэйри — почему-то бросить ее, как нищенке, у меня не повернулась рука.

— Переоденься. А то твое рубище страшно нищему показывать.

Монета исчезла, как по волшебству. Ну, вот и ладненько, можно самому себе сделать галочку в графе «человеколюбие» и забить на этот пункт. Лет этак на дцать. Хватит, за время этого похода я и так свою норму на десяток лет вперед выполнил, теперь для сохранения баланса придется только головы рубить и вешать. Усмехаясь про себя дубовой шутке, я вышел на улицу и отправился бродить по городу.

В общем-то местные достопримечательности меня абсолютно не впечатлили. Да и откуда, собственно, было взяться впечатлениям, коль скоро город можно было легко обойти по периметру минут за сорок, и это если не торопиться. Тем не менее кое-что все же было. Первая и главная достопримечательность — хорошенько засиженный голубями бронзовый памятник на площади. Изображенный на памятнике мужик, сидя верхом на лошади, ленинским жестом протягивал вперед руку и явно что-то вещал. К сожалению, что конкретно он вещал, было неясно, равно как и кто это вообще, — табличка, на которой все это значилось, была то ли медной, то ли опять же бронзовой и позеленела от времени до безобразия. Эта благородная зелень, не давая прочитать, что же там выгравировано, тем не менее создавала впечатление все той же древности. Честное слово, смотрителя памятников этого города стоило бы высечь на площади, желательно вместе с мэром, чтобы драили табличку, а заодно и памятник каждый день до блеска. Правда, это чревато возможностью со временем стереть памятник до основания, но хотя бы позволило понять, что здесь увековечено. А пока что оставалось только гадать, тем более что местные, когда я их спрашивал, только пожимали плечами — похоже, и сами за давностью лет забыли.

Кроме бронзового всадника город мог похвастаться руинами ипподрома, расположенными, правда, за его пределами, огромным публичным домом (как с гордостью сказал какой-то пробегавший мимо хмырь, он больше, чем любой столичный) и неплохими оружейными лавками. Здесь, как оказалось, было небольшое, но с хорошими традициями оружейное производство, и посмотреть было на что. Я же, как и любой нормальный мужчина, ко всякому колюще-режущему, тем более хорошо и красиво сделанному железу неравнодушен. Вот и потратил несколько часов, в одной лавке даже прибарахлился, купив себе набор метательных ножей. Не то чтобы они были мне очень нужны, но уж больно понравились. Заодно присмотрелся к весьма интересному мечу, но, подумав, брать не стал — незнакомый баланс, быстро не привыкнешь, а времени у меня оставалось не так уж и много. Словом, в гостиницу вернулся уже ближе к вечеру, голодный, но довольный, и сразу же заказал обед. Особого выбора блюд, правда, не было, но на голодный желудок и под хорошее настроение обычные щи за деликатес пойдут.

Я уже заканчивал, когда рядом со мной негромко кашлянули и знакомый голос спросил:

— Милорд разрешит мне сесть?

Я чуть не подавился — на этот раз шагов фэйри, о которой я, кстати, успел забыть, не было слышно вообще. Однако, мужественно сдержав приступ кашля, сделал небрежный жест, который можно было толковать как угодно. Фэйри, кивнув, опустилась на лавку напротив меня. Судя по чуть заметной улыбке, которая мелькнула на ее губах, попытки обеда пройти не в то горло не остались незамеченными. Впрочем, мне было плевать, поскольку я уже справился с последствиями и теперь с интересом рассматривал неожиданную собеседницу.

Сейчас, вымытая и переодевшаяся, она уже не выглядела той бледной немочью, которую я видел утром. Хотя, конечно, болезненная худоба никуда не делась, одной трапезой, пусть и сытной, не исправляется. Ну, ничего, в обморок больше не падает — и то ладно. Кстати, я оказался прав, лет ей было двадцать пять — тридцать, точнее сказать сложно — все же голодовка не красит.

Я ел. Она смотрела, причем глаза ее становились все более голодными, но молчала. Усмехнувшись про себя, я подозвал хозяина, кивнул в ее сторону. Мужик оказался понятливым, и через пару минут перед дамой материализовался вполне плотный обед. Хе. Что-то меня совсем уж на благотворительность потянуло. Пора заканчивать.

Ловко метнув хозяину монету (он поймал ее с непередаваемой легкостью), я встал, но тут фэйри подняла глаза от тарелки и негромко произнесла:

— Милорд, подождите, пожалуйста, две минуты. Обещаю, я вас дольше не задержу.

Надо сказать, я был слегка заинтригован — обнаглевшая побирушка рискнула меня затормозить? Ню-ню. Впрочем, ладно, две минуты ничего не решают. Я сел на место и подождал, пока она быстро, но аккуратно закончит трапезу. А потом женщина подняла на меня блестящие, антрацитово-черные глаза: