— И поделом Лену, если он не попадет в Корнуэлл, — заявила Бриджит.

— Ха! — гоготнул Пепе.

— Гм, — я думала о чем-то более общем. — Мне кажется, что Лен не занимался со мной сексом, потому что он гей.

Пепе с Бриджит нервно переглянулись, не зная, как на это реагировать.

— Вы знаете, у меня пунктик насчет гомосексуалистов.

Теперь они заулыбались. Я подала признаки жизни.

— Возвращайся, — прогудел Пепе. — Мы скучаем по твоей физиономии.

— По этой физиономии скучать невозможно, — улыбнулась я.

— Ну не по этой, а по ее неиспорченной версии, — сказала Бриджит.

— Ты не можешь прятаться вечно, — добавил Пепе.

Меня это тронуло, правда. Пепе и Бриджит заботились обо мне, как могла бы заботиться Хоуп.

— Хорошо, — пообещала я.

Но я должна кое-что сделать в первую очередь. После того как приму душ.

В ту долю секунды, в которую я переступила порог «Серебряных лугов», я поняла, что мой жуткий День святого Валентина уже стал достоянием местной престарелой общественности. Меня встретили сочувственные перешептывания и взгляды, нацеленные на меня пальцы и беззубые улыбки.

Я нашла Глэдди в комнате отдыха, как всегда. Единственная разница в том, что как только я вошла, все, кроме Глэдди и Мо, подхватились и слиняли, словно боялись, что могут подцепить от меня заразу поражения.

— Расслабься, красоооотка, — пропела Глэдди.

— Хочешь, я преподам ему урок? — грозно вопросил Мо, поднимая артритную руку.

— Нет, — ответила я. — Хватит уже. Я хочу только избежать всех этих ссор, драк и отстранений от занятий.

— А ты взгляни с другой стороны, Джей Ди, — проговорила Глэдди. — В море полно рыбы. И первая твоя рыба — не последняя.

Глэдди нежно похлопала Мо по руке, и он улыбнулся, словно она была самая первая красотка в мире, даже со своими девяностолетними морщинами, с размазанной губной помадой, в красном берете, фиолетовой кофте и синих штанах. Может быть, это было умышленно? Красный и синий дают фиолетовый. Я хотела спросить об этом, как вдруг позади раздался его голос:

— Привет.

— Тутти-Флюти! Рада видеть тебя!

— Привет, — повторил он. — Привет, Джессика.

— Привет, — ответила я, не глядя на него.

— Можем поговорить?

Я кивнула. Повернувшись, я увидела его ноги. Те же старые кроссовки с дырочкой на большом пальце. В таком состоянии я не могла заставить себя взглянуть ему в глаза. Я последовала за ним в пустую библиотеку. Камин не горел, в комнате было холодно и темно, пахло будто бы сырой бумагой. Я села в кожаное кресло, он сел напротив, на приступку у камина. На нем была футболка с надписью: ВОЗВРАЩАЕМСЯ ДОМОЙ. Буквы побледнели и истерлись. Я упустила шанс почувствовать их мягкость кончиками пальцев.

— Прости меня.

— За что? Ты не кидал меня в День святого Валентина, чтобы трахнуть другую. — Это прозвучало вовсе не так непринужденно, как мне бы хотелось. И как только я сказала «трахнуть», я почувствовала себя отвратительно. Мне не хотелось выражаться в доме для престарелых — многие из них ходят туда-сюда, подслушивают и прочее. Вроде как в церкви.

— Он не тр… — Маркус вовремя остановился. — Он не занимается с ней сексом.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Нет, правда, — он склонился ко мне, балансируя на цыпочках. — Нет. У него и намерения такого не было. Очевидно, Мэнда поняла, что устала от столь частого использования своих женских чар, и ей захотелось испытать прелесть сексуального воздержания.

— Она что, хочет возродиться девственницей?

— Вероятно.

— Дерьмо.

— Типа того, — согласился он.

— Что ж, я надеюсь, что они счастливы, не занимаясь сексом друг с другом. Но я одного не понимаю — почему ради этого он порвал со мной?

Чем больше я об этом говорила, тем меньше смысла было в этом. Маркус знал, что спорить со мной бесполезно, пока я не закончу мысль, так что он просто покачивался вперед-назад, сидя на корточках.

— Почему бы ему не воздерживаться с нами обеими?

Он пожал плечами.

— Почему ты свел нас вместе тогда?

Он близко склонился ко мне и положил руку на колено. И как тогда, когда он в первый раз коснулся моего плеча в кабинете медсестры, перед тем как я пописала с баночку, меня шибануло электрическим разрядом, переполнившим тело изумительными ощущениями.

Но, в отличие от того первого раза, в этом его жесте была искренность, а не греховные побуждения.

— Я попытался свести вас, потому что подумал, что вы сможете сделать друг друга счастливыми.

— Правда?

— Правда.

— Я не думала, что меня можно в этом убедить.

— Тогда почему ты стала с ним встречаться?

В библиотеке стало очень тихо, пока я пыталась придумать ответ. В этой тишине я слышала знакомую мелодию, доносящуюся из гостиной. Музыка и память. Это хрипящее пианино и заунывный голос могли принадлежать только одному престарелому артисту.

— Барри Манилоу, — проговорила я.

Маркус поднял голову и прислушался, затем улыбнулся.

— Да. Шоумен своего времени.

Господи, разговор становится ностальгическим.

— У тебя в машине все еще лежит сборник лучших хитов?

Его глаза быстро обежали комнату.

— Умеешь хранить секреты?

— Ты же знаешь, что да.

— Я заслушал его до дыр, — он понизил голос до конспиративного шепота. — В буквальном смысле. Диск просто взорвался. Дым и все такое.

— Ты врешь для того, чтобы развеселить меня! — я засмеялась и закашлялась.

— Хотел бы.

Когда я вспомнила о его вопросе, снова замолчала. Барри пел: «Я снова готов сделать вторую попытку/Я готов подстроить под тебя свою любовь».

— Ну вот и он, — сказала я и хлопнула в ладоши.

— Что?

— Ответ.

— Уточни.

— Я воспользовалась шансом. Я решила, что отступлюсь от собственных правил и попытаю счастья с Леном. Видишь, что из этого вышло. И я, в отличие от Барри, не готова сделать вторую попытку.

Маркус снова сел на приступку. Вынул зажигалку. Щелк-щелк-щелк.

— Ты знаешь, что в подростковом возрасте мозг человека вступает в активную фазу развития, сопоставимую с фазой развития мозга новорожденного ребенка?

— Это имеет отношение к нашему разговору? — спросила я.