– Отходим, – заорал он во все горло и прыгнул назад в овраг. Над его головой пронеслись еще две стрелки. В овраг скатился Петр, с которым они шли рядом. У парня было перерезано горло. Перепрыгнув через труп, Пакин рванул вдоль по оврагу к реке. Он уже был на берегу, когда в спину воткнулось метательное лезвие. Развернувшись, он выстрелил, а затем упал в воду. Тут же затрещали винтовочные выстрелы. Перестав таиться, китайцы вышли из укрытий и открыли по нему ураганный огонь. Пакин нырнул как можно глубже. Он греб и греб изо всех сил, погружаясь в пучину, а вокруг вспенивали воду пули. Только когда сознание стало оставлять его, офицер позволил себе всплыть и увидел, что находится уже далеко от места, где их подстерегала засада. Течение реки было быстрое. Оно несло его в крепость, домой, однако плыть дальше, не остановив кровь, он не мог. Кое-как выбравшись на берег, Пакин занялся своими ранами. Кровопотеря была серьезная, однако не это его волновало. Все раны были пустячными, за исключением ножевого ранения в живот. Крупные сосуды и вены нож не задел, в желудок тоже не попал, но стерильным не был, и потому сомневаться не приходилось, что разовьется воспаление. По опыту Пакин знал, что ранения в живот в большинстве случаев приводили к летальному исходу. Выживали единицы. Человек обычно умирал долго и мучительно в горячке. Отвлекая себя от грустных мыслей, Пакин затянул тампон на животе ремнем и занялся рукой. Выдернул стрелку, остановил кровотечение и перебинтовал разорванной на лоскутки гимнастеркой. С метательным лезвием в спине он ничего сделать не мог, оставил так. Главным было не упасть на спину, чтобы не вогнать его дальше в легкие. Сделав над собой усилие, он поднялся на ноги и побрел по тайге. Слабость клонила Пакина к земле, и казалось, что каждый куст, корешок и травинка стараются его удержать, остановить, оставить в лесу навсегда. Все вокруг казалось чужим и враждебным. Предметы в глазах были словно подернуты дымкой. Так случалось обычно перед рассветом, когда солнце испаряло росу, однако на этот раз было иное. Туман в глазах был предвестником потери сознания. Он терял силы, шатался, но стискивал зубы и шел дальше, повторяя себе, что не сдастся никогда… Высоко в ветвях надрывно кричала кедровка. За ней дятел вывел протяжную дробь. Потом он услышал шум воды и повернул к реке. Хотелось пить. В лицо пахнуло прохладной влагой. Только подойти к берегу оказалось не так просто. Маленькая быстрая речушка Лосиная текла с гор и сильно подмывала берег здесь внизу своими бурными водами. Дорогу ему преградили целые завалы из могучих сосен, упавших под натиском воды. Река подмыла их корни, и великаны рухнули, образовав непроходимые дебри. Пакин двинулся вдоль берега. Добрался до порогов и здесь лес поредел. Пошел «куях», как называли местные мелкий и редкий сосновый лес. Деревья с трудом пробивались среди камней, жались к скалам и клонились к земле от ветра.

Пакин приблизился к воде, наклонился и едва не упал лицом вниз в бурлящую воду. С трудом удержав равновесие, он решил больше не повторять эксперимент, а дальше по пути нашел падун и напился из водопада, опираясь на ствол молодой пихты. Холодная вода, пропитавшая одежду, немного взбодрила его. Вдали на фоне темно-синих лесных далей выделялись белые склоны береговых яров и одинокая скала, которую все называли пальцем. Осталось совсем немного. Среди поредевшего леса попадались гигантские камни. На сухих и солнечных склонах в обилии росла княженика – северная малина. Продираясь через ее заросли, Пакин запутался и съехал в небольшой разлом. Дно разлома было устлано мусором, хвоей и илом, что нанесла река в весенний разлив. Упав, Пакин на несколько минут отключился. Затем пришел в себя, выбрался и поплелся дальше. Теперь он с трудом различал даже деревья. Мир кривился перед глазами, искажая действительность. В березовой роще перед встававшей из-за леса громадой скал силы окончательно оставили его. Свалившись в высокую траву, он вытянул из кобуры пистолет и выстрелил в воздух четыре раза… Потом его рука безвольно упала, а глаза закрылись.

* * *

Над горами повисла тишина. Хмурый сидел, привалившись спиной к скале с пулеметом в руках, и внимательно наблюдал за площадкой перед пещерой. Несколько раз противник пытался высунуться, но он поливал склоны пулями, и охотники прятались в расщелины и за камни.

– Эй, чего стреляешь? – донесся издалека голос Томыспаева.

– Да так, на дурняк куражусь, – язвительно пояснил Хмурый и поинтересовался в свою очередь: – А вы чего прете?

– А мы не поняли, кто это, думали, красные, – соврал шаман нагло, – давай, не стреляй! Поговорим…

– Давай, хряй сюды и хватит порожняк толкать, – согласился Хмурый, – и не ссы, мы шмолять не будем. – «Мы» он сказал специально, чтобы те думали, что их много. Его кореша лежали рядом в пещере убитые. Он остался один и уже не верил, что Коля Рыжий с атаманшей вернутся из лабиринтов проклятой пещеры.

Охотники по невидимому сигналу шамана стали выходить из своих укрытий. Однако его самого не было видно. Хмурый ждал, когда появится старик, подпускал врагов ближе. У него осталась всего одна пулеметная лента, пара гранат да пять патронов в револьвере. Пытаться взять боеприпасы у убитых товарищей казалось гиблым делом. Слишком метки были засевшие на скалах охотники. Тяжело вздохнув, Хмурый решил оставить один патрон для себя. Он не хотел, чтобы с него еще с живого сняли скальп. Люди Томыспаева отличались особой жестокостью, и Хмурый не сомневался, что попади он живым им в руки, они непременно стали бы глумиться над ним, содрали бы с живого кожу или еще что похуже. Вот охотники были уже в десяти шагах от пещеры. «Пора», – решил он и нажал на спусковой крючок. Пулеметная очередь скосила сразу троих. Один упал и выстрелил в него. Пуля пробила грудь Хмурому. Он опустил пулемет. Все остальные пули ушли в лежавшего, и лицо охотника превратилось в кровавый фарш. Отложив разряженный дымящийся пулемет, Хмурый бросил гранаты. От взрывов обрушилась часть свода пещеры. С тоской он увидел, как один камень перебил ему ногу под коленом. Боли из-за шока в первый момент не было, и каторжник успел точным выстрелом снять еще одного убегавшего охотника. Остальные попрятались. Затем пришла боль. В глазах у Хмурого потемнело.

– Вот суки рваные, – прохрипел он, закусив губу. Ему было трудно дышать. Вокруг раны на груди показалась розовая пена. На ногу Хмурый и смотреть не хотел. Проверив револьвер, он убедился, что в барабане осталось четыре патрона.

– Вы не выйдете из пещеры живыми, – закричал снаружи Томыспаев, – рано или поздно мы всех вас убьем! Мы будем ждать.

Закричать в ответ не было сил. Хмурый не мог даже вздохнуть. Видно, и впрямь на кладе лежит проклятие. И зачем они послушались атаманшу, полезли сюда?

– Эй, чего молчите, шпана? – язвительно поинтересовался шаман. – Или сдохли все?

Хмурый не ответил, но увидел, как из-за камней высунулась лохматая голова. Он выстрелил. Пуля прошла мимо, срикошетив от камня. Голова спряталась, и вновь наступило тягостное молчание.

Три патрона, мысленно сказал себе Хмурый. Через час охотники вновь стали подниматься. Он поднял револьвер дрожащей рукой и понял, что не может прицелиться. Выстрелил наугад и потерял сознание. Очнулся от голоса шамана. Старик в очередной раз убеждал их сдаться. Хмурый чуть приподнял оружие, выстрелил и почувствовал, что задыхается. Глаза застилала тьма. Тихий ветерок свистел в ушах просто оглушающе. Его перекрывали гулкие удары сердца. Казалось, что вся его голова пульсирует, как колокол. Хмурый пытался вздохнуть и не мог. Дернувшись несколько раз, он умер.