«Бенгальские тигры – сто процентов индийских тигров, которых мы содержим, – гибриды. Для охраны природы их ценность нулевая. В зоопарке вам об этом не расскажут! Если у тебя есть £10 млн. на вольер для тигров, лучше потратить их в зоопарке или в Индии и на Суматре? Больше всего меня беспокоит, насколько это все нечестно».

С точки зрения Аспиналла, зоопарки должны тщательно обдумывать, должен ли данный вид быть в неволе. Те, которые можно сохранить в дикой природе, следует там и оставить. Те, которые мы уже содержим, следует вернуть в природу, если только им не угрожает неизбежное вымирание.

«А что же нам делать, если комиссия скажет: это животное уже редкое? Можно ли защитить его в природе? Если это невозможно ни в какой форме и ни в каком виде – что само по себе нонсенс, – ну тогда можно отправить кого-то в зоопарк. Однако ничего подобного не происходит».

Африканские слоны критерию Аспиналла не соответствуют. Целое поколение в западных странах выросло с ожиданием видеть этих животных в зоопарках и знает об ужасах охоты за слоновой костью. Международный союз охраны природы считает, что африканским слонам угрожает вымирание. Их численность упала с примерно 650 тысяч в 2007 году до 540 тысяч в 2016 году, отчасти из-за непрекращающегося браконьерства. Всемирный фонд дикой природы предупредил, что в естественных условиях вид может полностью исчезнуть к 2040 году, и дополнительную весомость этому сообщению придали такие влиятельные лица, как принц Уильям.

Однако Аспиналл не согласен, что это повод держать слонов в неволе. «Их осталось полмиллиона. В некоторых областях на них охотятся браконьеры, но в заповедниках Южной Африки в полной безопасности живет двадцать тысяч слонов. Раз есть запас слонов, который спасет их от вымирания, зачем сажать слона в зоопарк? Причины нет!» (И это не говоря о Ботсване и Зимбабве, где, как мы видели в предыдущей главе, популяция слонов растет.)

Даже восточный подвид черного носорога, который, как считается, уже почти исчез, не проходит этот тест. Из-за рогов охотники истребили его в Судане, Южном Судане и Эфиопии, и с 1973 года популяция сократилась примерно на 90 %. В 2002 году существовало пятьсот двенадцать взрослых особей – это меньше, чем членов Конгресса США. Однако с тех пор ситуация немного улучшилась. «Вместо того чтобы тратить миллионы фунтов на постройку вольеров для носорогов и еще миллионы на зарплату тех, кто будет за ними присматривать по всему миру, давайте создадим четыре заповедника где-нибудь в Танзании и Кении, – предлагает Аспиналл. – Климат лучше, питание тоже».

Избавиться от зоопарков оказалось не так легко, как рассчитывал Аспиналл. Некоторые животные умерли или были переведены в другие места («когда был жив отец, у нас было тридцать тигров, а теперь всего четыре»), другие размножаются так быстро, что их не успевают отправлять на волю. Из-за этого у Аспиналла по-прежнему остается около тысячи четырехсот животных восьмидесяти разных видов, включая самую большую в мире коллекцию западных равнинных горилл и солидное число черных носорогов. Его зоопарки как магазин, который вечно рекламирует скидки перед ликвидацией.

«Мы над этим работаем, – заверяет он. – В любой момент у нас где-то десять видов, которыми мы занимаемся [перемещая в дикую природу]. Мы маленький бизнес и не можем себе позволить сразу пятьдесят. Там, куда мы их посылаем, все крайне сложно». Когда Аспиналл получил в наследство «Хоулеттс» и «Порт-Лим», парки приносили целых £4 млн. убытка в год. В последнее время дела идут лучше, но в год перед нашей встречей убытки все равно составляли почти £1 млн.

Запуск программы по возвращению в Индонезию находящихся под угрозой яванских гиббонов занял десять лет. Аспиналл жалуется, что истеблишмент зоопарков его не поддерживает. Если ситуация вида неблагополучная, его популяцией во всех зоопарках управляет человек, который ведет племенную книгу. «Я сказал бы, что среди них девять из десяти не согласны отправлять животных в их среду обитания, – объясняет он, – а без их согласия переместить животное нельзя».

Когда я обсуждал деятельность Аспиналла с одним руководителем зоопарка, он закатил глаза и сказал, что это дорого и мало чем помогает виду. «Им легко изображать меня безумцем, чудаком, помешанным. Отца тоже многие таким считали», – вздыхает сам Аспиналл.

В настоящее время он надеется, что зоопарки закроются в течение тридцати лет, то есть через пятьдесят лет после того, как он получил «Хоулеттс» и «Порт-Лим». «Почему для сворачивания деятельности нужно двадцать – тридцать лет? Потому что животных нельзя просто усыпить».

До пандемии коронавируса, да и после ее начала, зоопарки в США привлекали каждый год больше посетителей, чем большие лиги американского футбола, баскетбола, хоккея и бейсбола, вместе взятые. В мире в 2008 году – последнем, когда Всемирная ассоциация зоопарков и аквариумов (WAZA) провела приблизительный подсчет, – в зоопарках побывало семьсот миллионов человек. Реальное число, вероятно, выше, так как в эту организацию входят не все зоопарки: в одном только Китае с того времени открылись десятки новых заведений. Если определять зоопарки и аквариумы как открытые для публики места, в которых держат животных, в мире их более чем две тысячи триста, из которых всего четыреста аккредитованы как члены WAZA и обязаны соблюдать определенные стандарты. Если учитывать фермерские парки и рестораны с вольерами для животных, число может достигать десяти тысяч, утверждает группа активистов Born Free.

Идея упразднить зоопарки далеко не так амбициозна, как предлагаемая Impossible Foods ликвидация животноводства к 2035 году, но масштаб сопоставим. Теперь Аспиналлу за шестьдесят, и он не ожидает дожить до ее воплощения.

На момент нашей беседы он заканчивал отправку двух рожденных в Англии гепардов в Южную Африку. Он проехал тысячи километров, чтобы найти для них подходящий заповедник, и потратил больше года на переговоры с южноафриканским правительством. «Мы отчасти родители, но эти животные не одомашнены, мы не можем заставить их мочиться и испражняться там, где нам захочется. В любом случае гепарды уходят от родителей, когда вырастут».

Свою близость к животным он считает преимуществом. «Если угодно, я для них брат, а моя жена – мать. Когда гориллы, которых мы отпустили, заболевают, они приходят к реке, и мы можем дать им лекарство, потому что они нас знают. Мы ходим на прогулки с гепардами и показываем им долины, показываем, где есть антилопы… Даже если они не смогли научиться хорошо охотиться, даже если нам приходится их немного подкармливать, что из того? Разве не лучше, чтобы гепарды жили там, на воле, со своими самками, а не торчали в парке диких животных?»

Различные исследования