Но разница между основным бабьим стадом и девушкой из планшета всё же оказалась колоссальной — как между недотёпистым рядовым охраны маяка, в его ископаемом бронежилете с разболтанной М-35 и опытным штурмовым десантником Федерации при всём параде.

Её походка, да что там, любое её движение выпукло подчёркивало пропасть между Лилли и бредущими по бокам богатыми клушами, выглядящими на её фоне расфуфыренными поварихами из третьесортной забегаловки. Промолчи Брок о старых снимках — тех, где она позирует в чём мать родила — ни за что бы не поверил в то, что такая… леди может сниматься для сетевых рукоблудов и раздвигать ноги по прейскуранту.

Впрочем, нужда заставит — и не такие номера отколешь. Я — пример. До греха дело не дошло, но… каждый из нищеты дорогу пробивает, как умеет.

Уважения к Лилли прибавилось. Превратить платную девицу в респектабельную даму, ввести её в общество, выдержать ядовитые уколы завистниц и неизбежные намёки на прошлое — титанический, нереальный труд.

А она — смогла.

… Не представляю, понимали ли прочие женщины, как смотрятся со стороны рядом с бывшей эскортницей, однако вели они себя по-свойски, словно закадычные подруги.

Хотя, сдаётся мне, понимали. Отдельные особы норовили ускорить шаг и, опередив товарок на полкорпуса, возглавить карликовую процессию встречающих мамаш, чтобы стать первой, самой важной, заставляя остальных подстраиваться под заданный темп.

Хватало порыва ненадолго. Через полтора десятка шагов дама «сдувалась» и осознавала, что её примитивные потуги навязать остальным свою волю остались безрезультатными, а сама она выглядит как бегущая впереди всех идиотка. Вот-вот в спину смешки понесутся.

… Каждая из покинувших кафе родительниц давно привыкла к подобным выкрутасам, отчего любые попытки продемонстрировать главенство нарывались на полное безразличие остальных. Да и попытки делались, скорее, по привычке, чем из-за настоящей тяги к лидерству.

А Лилли Космаль будто ничего не замечала. Шла себе неширокими, ограниченными узким платьем, шагами, мило улыбалась, что-то отвечала топающей рядом ширококостной тётке с неживой от пластических операций мордахой, почти к ней не поворачиваясь, и выглядывала дочь среди высыпавшей со стадиона детворы.

Снимок не врал. Редкой красоты женщина. Располагающая. А я собрался её грабить.

Мелко, Вит. Мелко… Да пошла она! Мелиссу вон как легко списал, зато на красоту польстился! Истинное скотство. Толстуха нам помогала, рисковала, яичницей кормила, а я жалею смазливую проститутку, пусть и бывшую.

Оцепенение, вызванное влажными мечтами неискушённого солдатика, спало, отчего на душе стало значительно легче. У меня своя цель, важнее бабских прелестей, и Лилли — ступенька к ней.

Моргнул, снова посмотрел на женщину, ухмыльнулся. На этот раз она мне показалась просто эффектной дамой, без всякого божественного ореола. По сути, обычный человек, заслуживающий обычного отношения, без преклонений и оголтелого восторга.

… Меньше, чем через минуту к госпоже Космаль подбежала худосочная, нескладная девчушка в лёгкой, спортивной одежде. Обняла, чмокнула в подставленную щёку, произнесла несколько неслышных из-за расстояния слов.

Мать обняла дочурку в ответ.

После, отстранившись, она кивками попрощалась с разбирающими детей подругами и, привычно держа осанку, проследовала к парковке, где исчезла из поля зрения среди машин на самый разный кошелёк.

Восхищённо цокнув языком вслед Лилли, бесфамильный сердито объявил:

— Нет, Самад! Ты как хочешь, а у меня от таких милашек трусы рвутся. И с этим надо что-то делать. Иначе помру. Или водички нашей, успокоительной, дайте.

Я только и смог, что поёжиться от перенесённого стресса. Сам хотел того же. Как по заказу, краем глаза заметил штангу, закреплённую на стальных направляющих и использующую вместо привычных блинов наборной противовес.

— Вдвоём сдохнем. Пошли, железо потягаем. Разгоним дурь…

* * *

… Небесные силы, наконец-то, соизволили вспомнить о троице беспокойных рядовых и послали им сказочный подарок, словно в награду за перенесённые тяжести и лишения.

Мы попали в рай…

По-другому я не могу назвать бедненькую, но обширную территорию с разбросанными там и сям щитовыми домиками, площадками для барбекю да редкими фонарями уличного освещения, являющимися в моём понимании лишь скромным дополнением к расположенной в конце главной аллеи барной стойке с примыкающим к ней танцполом, на котором…

Девушки, парни, музыка, мерцающий свет; скучноватый человек за пультом, то объявляющий конкурс с мелкими призами типа бесплатного шота(*), то пытающийся несмешно юморить; переизбыток обнажённых частей тел, смех, веселье, экстаз, загорелые ягодицы, движение, драйв, свист, возгласы, молодость, фонтан эмоций, пронизанный энергией воздух, обтягивающие топы, помада, озорные отблески в зрачках… и всё это под подсвеченным баннером:

«Ежегодная вечеринка студенческого братства города Укррау-сити рада всем.

Присоединяйся и веселись!»

— О…э… — заикаясь, скрипел бесфамильный, завидев этот праздник жизни.

Наверняка товарищ хотел завернуть что-то этакое, заковыристое, из армейского матерного, однако, из-за переизбытка впечатлений, его хватило только на нечленораздельное блеяние. Я просто пускал слюни, едва успевая их сглатывать.

Как вытерпели, пока ушастый со своей пассией получат ключи от домика, разберутся, куда идти и нудно начнут распаковывать незамысловатое барахло — не помню.

Мельком взглянув на номер нашего нового жилья, написанный ради удобства подгулявших посетителей фосфоресцирующей краской в половину стены, я дал нацепить себе на запястье оранжевый браслетик клиента и, дрожа от нетерпения, выслушал короткий инструктаж от Ежи.

— В баре браслетами расплатитесь. У каждого на местном счету по двести марок. Погулять хватит. Кредиты в номере оставьте.

— Ага! — Сквоч аж приплясывал от нетерпения. — Мы пошли?!

— Удачно развлечься! — закончил Брок, поворачиваясь к уборщице. На его морде в открытую читалось снисходительное сочувствие старшего брата к младшим, идущим на первое, в их бестолковом существовании, свидание.

Нас будто ураганом сдуло.

А дальше было

Всё…

* * *

… Рассвет застал меня на пляже в компании сочной, упругой девчонки без комплексов и всегда готовой к новым экспериментам. Её имя напрочь выпало из памяти, ранее оглушённой простенькими коктейлями и потоками выброшенных гормонов.

Она тоже плохо помнила, как меня зовут, поэтому обращалась запросто: «Кобелёк». Я отвечал не менее нежно: «Сучка», и ей это нравилось.

Закончив очередной «подход» и заработав сначала стоны с ноготками пониже спины, а потом жгучий, благодарный поцелуй, отвалился вбок, с наслаждением вытянул ноги и, приподнявшись на локтях, повертел головой.

Ушедшая на покой тьма явила разбросанные тут и там тела. Некоторые продолжали сплетаться, некоторые отдыхали после взаимных нагрузок. Кто-то просто спал.

Никто никого не стеснялся, демонстрируя гибкость местной морали вкупе с известным юношеским пофигизмом.

Куда подевался бесфамильный — я не представлял. В последний раз видел его, расхристанного, на кураже, в компании двух разбитных девиц, по очереди трясущих попками у паха