Когда Радецкий докладывал главнокомандующему о своём плане действий, то высказал такую мысль:

— Сильный резерв позволит мне своевременно парировать удар турок на любом горном проходе.

— Кого вы назначили начальствовать над резервом?

— Генерала Драгомирова, ваше высочество. Думаю, что после перехода через Дунай он отлично покажет себя и в Балканских горах.

— Замысел неприятеля вами определён?

— Только в общих чертах, ваше высочество.

— Как он вам видится?

— Чтобы идти на деблокирование плевенского Осман-паши, сил у Сулейман-паши маловато. Даже если к нему подоспеют резервы из Константинополя. Тогда ему есть прямой резон соединиться с армией Мехмет Али-паши. И уже совместно наступать на Плевну.

— Вполне вероятно, Фёдор Фёдорович. Ваши действия в таком случае?

— Сулейману выгоднее всего прорываться на соединение с Мехмет Али-пашой не через Шипкинский перевал, а через проходы восточнее его, на левом фланге Южного отряда. Отсюда в четырёхугольник крепостей ведёт кратчайший и удобный путь.

— Вас не смущает то обстоятельство, что среди других Шипкинский перевал наиболее удобен для прохода больших масс войск с тылами и артиллерией?

— По мнению моего штаба, ваше высочество, Шипка не вписывается в планы Сулейман-паши. Турки могут, конечно, пойти на хитрость и нанести здесь отвлекающий удар.

— Если удар на этом перевале предполагается отвлекающий, то каковы действия вашего резерва? Ведь это почти треть сил Южного отряда?

— Я уже приказал генералу Драгомирову выдвигаться для усиления прикрытия левого отрядного отряда.

— А что тогда остаётся на Шипкинском перевале?

— Сил для его обороны, думается, там вполне достаточно. Шесть тысяч человек при 27 орудиях. 36-й пехотный Орловский полк, пять дружин Болгарского ополчения, четыре казачьи сотни, три с половиной батареи и несколько воинских команд.

— Командовать на Шипке будет генерал-майор Столетов Николай Григорьевич?

— Кому, как не начальнику Болгарского ополчения? Его болгары сражаются выше всяких похвал...

...Радецкий, один из лучших военачальников России в той Русско-турецкой войне, не сумел разгадать замыслов опытного Сулейман-паши. Тот решил прорываться на болгарский север не через восточные перевалы Балканских гор, а именно через Шипкинский перевал.

Путь к Шипке по болгарской земле войск Сулейман-паши иначе, чем кровавым, назвать было нельзя. Известный публицист Василий Иванович Немирович-Данченко, военный корреспондент газет «Наш век» и «Новое время» писал в одной из своих статей:

«Сулейман три недели занимался перед тем сбором и обучением мустегафиса (турецкого ополчения), усиленного турецкими войсками, вернувшимися из Черногории. После этого армия двух пашей перевалила через Малые Балканы в долину Тунджи и сосредоточилась в Ризареве...

Реуф и Сулейман везли за собою до ста орудий, преимущественно горных. По дороге оставленные болгарами деревни сжигали, убежавших в леса мужчин, женщин и детей истязали и затем убивали. С этой целью по лесам рыскали черкесы и башибузуки.

В одном месте башибузуки наткнулись на скопище беглецов. Все были перебиты, за исключением девушек. Несчастных раздели, погнали в свой лагерь, мучили два дня и, когда было получено приказание двигаться дальше, обезглавили.

Одновременно с этим, чтобы поразить население Болгарии паническим страхом, выжжено до ста двадцати деревень, население их истреблено, а в крупных городах убиты наиболее уважаемые болгары.

Так, в Филиппополе умерщвлено двенадцать самых богатых и почтенных семей, умерщвлено сплошь, причём даже детям двух и трёх лет не дано пощады. В Адрианополе казни стали обычным явлением; трупы валялись на мостовых, висели у домов ненавистных туркам европейцев...»

...Генерал Столетов деятельно вёл всеми доступными способами разведку передвижений неприятельских сил перед Шипкинским перевалом. И вовремя увидел надвигающуюся опасность. 7 августа он телеграфировал Радецкому в Тырново:

«Перед занимаемою мною позициею на Шипкинском перевале выстроился весь корпус Сулейман-паши, с многочисленною кавлериею, артиллериею и обозами. Завтра неприятель будет штурмовать Шипку. Защищаться буду до последней крайности, но долгом считаю доложить, что несоразмерность сил слишком велика. Считая позицию нашу очень важной, я прошу подкрепления из Габрова. Необходимо полка два: к рассвету из Габрова есть ещё время подойти».

Эта тревожная телеграмма в штабе Южного отряда осталась без должного внимания. Там высказали такое мнение:

— Сулейман-паша хитрит, отвлекает нас с восточных перевалов. Посмотрим, что Бог воздаст ему за это...

Вечером 8 августа Столетов отправил генерал-лейтенанту Радецкому ещё одну телеграмму, более тревожную, чем первая. В ней говорилось:

«Докладываю, что противник если не решится напасть на нас ночью, то на рассвете непременно воспоследует общее нападение. Мы уже стреляли по подходящим колоннам; ещё раз повторяю, всё разыгрывается здесь, несоразмерность сил очень велика... Шипка для армии слишком важна, чтобы можно было рисковать ею».

Но и эта столетовская телеграмма в штабе Радецкого осталась без должного внимания.

* * *

Перевал действительно оказался велик для отряда генерала Столетова. Занимаемая им позиция простиралась на два километра в длину при ширине от 60 до 1000 метров. Дорога здесь шла по гребню горного кряжа. Перевал проходил по узким горным тропам, с запада и востока круто обрываясь в поросшие густым лесом и кустарником глубокие долины. Позиция русских могла с окрестных гор простреливаться со всех сторон. Более того, Шипкинский перевал можно было обойти с флангов.

Столетов на Шипке зря время не терял, руками людей укрепляя то, о чём не позаботилась природа. Окопы были вырыты в один ряд, местами — в два. Там, где к позиции вели удобные подходы снизу, были устроены лесные завалы, вырыты волчьи ямы и поставлены фугасы. На горе Святого Николая оборудовали три артиллерийские батарейные позиции, которые получили названия Большой, Малой и Стальной. На самой горе Шипке окопы шли в два яруса. На горах Центральной и Волынской встали две батареи — Центральная и Круглая.

В результате оборона Шипкинского перевала получилась многоярусная. Офицер германского Генерального штаба так охарактеризовал русскую позицию на Шипке:

«На позиции этой трудно продержаться три дня. Если бы кто-либо из обучающихся в военной академии выбрал такую позицию при решении тактической задачи, его исключили бы из академии. Если бы нашёлся такой профессор, который, приняв во внимание значение на войне нравственного элемента, стал бы утверждать, что такую позицию можно защищать при хороших войсках в течение четырёх месяцев против превосходного числом и мужественного неприятеля, в холодную осень и крайне суровую зиму, его признали бы умалишённым».