проформы, понимая, что Стас без него не проводил осмотра, чтобы ненароком не уничтожить важные улики. – Ух ты, а здесь довольно-таки симпатично.

Верхушки деревьев создавали наверху подобие плотного свода, который препятствовал прохождению сюда солнечных лучей. Сейчас вовсю жарило послеобеденное солнце, от которого сыщикам пришлось буквально плавиться на том берегу. А здесь в густой тени, было вполне свежо и прохладно.

Видно было, что эта площадка активно использовалась рыбаками, которые переправлялись сюда на лодках. Они согревались тут, разводя костерок. Хворост разной толщины был аккуратно сложен в кучку возле пепелища. Люди пили чай или что покрепче за самодельным столиком. Вместе с двумя лавочками он стоял в глубине поляны, не очень красивый, но крепкий и функциональный.

Единственное дерево на площадке произрастало почти на склоне и было чуть наклонено к воде. К одной из толстых веток этого вяза была привязана веревка, заканчивающаяся внушительным узлом. Это была та самая тарзанка, с которой в воду сиганул пацан, обнаруживший страшную находку.

Гуров взялся за веревку, как следует раскачался. Под ним проплыла спокойная голубая гладь воды.

Он спрыгнул на берег, подошел к Станиславу, методично изучающему землю под столом, и спросил:

– Что тут?

– Посмотри сам.

Земля под столом была довольно влажной. В нескольких местах возле одной лавочки отпечатались выемки от пальцев ног. Кто-то сидел здесь, скинув обувь. С другой стороны тоже наличествовали следы, но уже предположительно от кроссовок.

Гуров медленно, стараясь ничего не затоптать, прошел от стола с лавками к кромке отвесного берега. Следы кроссовок здесь были еле заметными. Они перемежались с такими же легкими отпечатками обуви с грубой подошвой, как у армейских берцев.

Лев Иванович осматривал землю очень внимательно, пытаясь восстановить картину, которая разыгралась здесь вчера. Два человека сидели за столом. Один из них был босым, другой в кроссовках. Потом этот второй обулся, и они пошли к берегу. Видимо, дальше и разыгралась трагедия.

– Взгляни, что я нашел, – услышал он над головой голос Станислава.

В руке Крячко была металлическая бензиновая зажигалка. Чтобы сохранить в неприкосновенности отпечатки, вероятно, присутствующие на ней, Стас взял ее с помощью небольшого лопуха.

Гуров с осторожностью принял находку из рук друга, развернул ее и внимательно осмотрел. На боку зажигалки была выгравирована надпись: «А. 15.02.1989».

– Где ты ее нашел?

– Вон под тем деревом. – Крячко показал на первый ряд вязов, с которых начиналась лесистая полоса. – Валялась в небольшой ямке. Я, честно говоря, туда просто отлить пошел. Гляжу, поблескивает что-то. Вот и поднял ее.

– Пылью была покрыта? Как, по-твоему, давно она там могла лежать?

– Нет. Пыли на ней вообще не было. Недавно ее кто-то уронил. Что нам это дает?

– Возможно, что и ничего. Это в том случае, если она потеряна не позавчера, а раньше, и не имеет отношения к убийце. Но если имеет…

– То что? Что означает эта надпись?

– Выясним. Подожди-ка. – Гуров приблизился к дереву, на которое указывал ему товарищ, наклонился, начал внимательно разглядывать почву и тут же издал победоносный возглас.

– Что такое? – подскочил к нему Станислав.

– Смотри. – Гуров указал пальцем на слабый отпечаток на земле.

Во влажном грунте разобрать что-либо было практически невозможно. Но только непосвященному человеку. Прицельный взгляд опытного сыщика безошибочно выявил то, что было необходимо для подтверждения или опровержения некой теории, которая возникла в голове Льва Ивановича как рабочая версия.

Но пока говорить о ней было преждевременно. Слишком велик был риск свернуть не туда. Поэтому Гуров просто продемонстрировал Станиславу едва заметный отпечаток на земле. Он угадывался там, где почва была самой влажной, чуть на восток от того дерева, под которым Крячко нашел зажигалку. Это был след каблука. Был различим характерный рисунок в виде четырех параллельных бороздок.

– Видишь? – спросил Гуров Станислава. – Некий товарищ в берцах подходил к этому дереву. Видимо, как и ты, хотел отлить. В принципе, это объяснимо. Любой человек с намерением справить физиологическую нужду пошел бы именно сюда. Дальше низина, грязь, неудобно, да и смысла нет лезть так далеко. – Он подошел к дереву, встал к нему лицом. – Вот так он стоял. А зажигалка, она где лежала?

– Вот тут. – Крячко показал на небольшую ямку справа от ноги Льва Ивановича. – Случайно, получается, выронил. Ну и что нам это дает? – второй раз за сегодня спросил Крячко. – Пальчики только откатаем, но не факт, что в базе они будут.

– Давай пока не будем торопиться, – заявил Гуров. – Сейчас наш обмен мнениями будет несколько преждевременным. Кое-какие мысли у меня есть, но пока сырые. Вдруг я ошибаюсь? Мне очень хотелось бы, чтобы твои выводы совпали с моими. Это было бы ой как здорово! Вот вам компромат на Белякова, товарищ генерал-лейтенант!

Глава 4

В горячечном бреду ему вспоминался бой с душманами в восемьдесят шестом. Тогда он служил в мотострелковом батальоне. Они ехали по трассе, сопровождали десантников. Всего в колонне было более двадцати машин.

Только машины вышли из кишлака, как были обстреляны с двух сторон дороги. Граната, выпущенная из РПГ-7, попала в заднее колесо водовозки. Та развернулась поперек трассы, и таким вот образом путь оказался перекрытым. Головная часть колонны пошла дальше. Остальным пришлось принять бой.

Парни отстреливались, пока духи не отошли от дороги. Многие погибли в этом бою.

Он остался жив, но получил ранение. Лежал в полевом госпитале, расположенном в кишлаке. Его койка стояла в палатке.

Вокруг только горы и пустыня, но вдруг произошло чудо! Маки распустились. Там же, в Афганистане, растительности практически нет никакой. Адова жара, невыносимая сушь. В кино ее не покажешь. Ни словами, ни картинками описать это невозможно. Только однажды за два года службы пошел дождь. После этого парило нещадно. Вот как сейчас.

А как маки расцвели, врачи ему как раз разрешили вставать. Он с трудом выползал из палатки, втягивал носом сухой горячий воздух, с трудом сглатывал, пытаясь смочить сухие слизистые. Питьевой воды вечно не хватало. Парень глядел на алые головки, которым безжалостное солнце было нипочем, и мечтал о том времени, когда все это просто закончится.

Чувствовал он себя сейчас так же, как и тогда. То есть очень плохо. К физическим страданиям добавились нравственные, ставшие уже привычными, состоящие из страха с небольшой примесью досады и жалости.

Их усугубляла мысль, противно свербящая в голове:

«Где и когда я потерял эту чертову зажигалку?»

Перед тем как отправляться обратно Гуров надрал травы и связал ее в длинную ленту. С помощью этой самодельной веревки и верного товарища он тщательно закрепил зажигалку на голове,