— Генерал Бабушкин? Надо же! А кто от него? Не Саблин, случайно?

Если у Блиновой и оставались какие-то сомнения, то они моментально исчезли. Она кивнула и, приблизившись к Юле, многозначительно прошептала:

— Конечно же, Саблин! Он ведь по особо важным делам! А вы знакомы?

— Не довелось, а вот коллега мой пересекался, — ответила Юля и с безразличным видом уточнила: — Получается, вы дело полковнику Саблину передали?

— Нет, на земле наши опера работают, а от москвичей остался какой-то неприятный тип, я его мельком видела. Не знаю, отчего мне не доверили? Дело совсем несложное. Но видно, суть там не в смерти Ковалевского. Есть еще кое-что, о чем нам не доложили!

Видимо, на лице Юли промелькнуло нечто странное, потому что Блинова вдруг словно протрезвела, отшатнулась и пристально уставилась на собеседницу. Возможно, что-то и всплыло бы из глубин ее памяти, но тут к ним подошел Валерий и, скупо кивнув Блиновой, пробурчал:

— Долго еще намерена здесь торчать? По-моему, уже со всеми переговорила! Поехали, ноги гудят! Очень спать хочется!

Оставаться на банкете действительно не имело смысла. Стараясь не выдать волнения, Юля подхватила мужа под руку и позволила увлечь себя в сторону выхода.

Ей требовалось многое переосмыслить с поправкой на новые сведения и, главное, быстрее предупредить Никиту, но так, чтобы не вызвать вспышки ярости у мужа. Но ее покорность, похоже, усыпила его подозрения.

Склонившись к ней, Валерий многозначительно прошептал:

— Надеюсь, кто-то сегодня наконец рассчитается со мной за все мучения и благородство?

— А ты сомневался? — промурлыкала Юля и ласково коснулась его щеки. — Тебе даже не снилось, как рассчитаются!

На Сашу уже косо посматривали на работе, поскольку она убегала из кабинета под любым предлогом. Возможно, начальство и не заметило бы ее частых отлучек, если бы не одно важное обстоятельство. Именно она осуществляла всю неподъемную для отдела работу: заносила необходимые данные в память старого компьютера, который по идее давно следовало бы выкинуть на помойку. В коллективе Саша была единственной, кто не боялся адской машины, бодро стучала по клавишам и частенько брала работу на дом, что в принципе всех устраивало.

Компьютер с утра зависал четыре раза. Саша вызвала Дениса — инженера из технического отдела, который с полгода безуспешно строил ей глазки. И когда тот сообщил, что ремонт затянется до конца дня, вздохнула, с тоской оглядела бумажное скопище на столе, а затем решительно сгребла документы и объявила коллегам, что поработает над отчетом дома.

Конечно, ей очень не хотелось возвращаться туда, где по углам метались беспокойные призраки, а сбитые простыни на кровати напоминали о ночном безумстве. Только ноутбук с давно вбитыми шаблонами таблиц с рабочими данными остался в дедовской квартире. Так что волей-неволей, но нужно было выдвигаться в том направлении.

Сотрудницы отдела лениво перекладывали бумаги, вяло переговаривались, гоняли чаи и обсуждали какой-то отечественный сериал, судя по всему, о страстях, кипевших то ли в роддоме, то ли в женской поликлинике.

Слушать о родовспоможении, кесаревом сечении и врачах-убийцах было совсем уж невыносимо, поэтому Саша мигом смылась из кабинета. А на улице царила благодать. Лето прочно вступило в свои права. Небесная голубизна пробивалась сквозь легкую рябь облаков. Солнечные зайчики прыгали по асфальту. Острые, как стрелы, лучи проникали сквозь молодую листву и чертили классики на тротуарах. Трава на газонах все еще была нежной, первые цветы только-только распустились на клумбах, а струи фонтанов искрились и звенели, как богемский хрусталь. Женщины вокруг щеголяли в невероятно смелых, почти курортных нарядах: открытых платьицах, легкомысленных сарафанах и в длинных юбках феерических расцветок.

Саша глянула по сторонам, прикинула расстояние до автобусной остановки и решила пройтись до дома пешком. И нисколько об этом не пожалела. По тенистым аллеям прогуливались мамочки с колясками и моложавые бабушки с внуками. Поливальная машина оставила после себя радугу и веселый калейдоскоп капель на листве и травах. Вальяжные голуби копошились на газоне, и вдруг — фрр! — поднялись стаей и приземлились рядом с лавочкой, на которой устроилась худенькая старушка с пакетом крупы или семечек. Голуби облепили ее со всех сторон, садились на плечи и колени, а старушка что-то ласково бормотала и кормила их с руки.

Она уже миновала сквер, стоянку и была на полпути к подъезду, как вдруг кто-то окликнул ее.

— Саша? Вы ведь Саша, верно?

Незнакомка, крепкая, с короткой, почти мужской стрижкой, в длинном джинсовом сарафане и в водолазке с высоким воротом, доброжелательно улыбнулась. Саша смотрела на нее и силилась вспомнить, где ее недавно видела.

— Я — Анна Недвольская, — представилась дама. — Мне посчастливилось немного работать с вашей бабушкой. Так ее жалко, честное слово! Просто сердце разрывается от горя. Очень вам сочувствую!

Надо же! Саша невольно поморщилась от досады. Как она могла не узнать Недвольскую? Ведь видела ее на фотографиях! Только там Анна была в брюках, а не в этом нелепом сарафане, и стрижка была чуть длиннее.

— Слушаю вас, — сухо сказала Саша.

Принимать сочувствие от незнакомых людей было до сих пор невыносимо, но, чтобы не прослыть невоспитанной, Саша несколько смягчила тон:

— Вы от Надежды Петровны? По делу?

— Ну как вам сказать? Ирина Львовна много о вас рассказывала. Вы ведь по образованию тоже историк?

— В какой-то степени, — уклончиво ответила Саша и оглянулась на подъезд. Они стояли на самом солнцепеке, и хотелось поскорее перебраться в тень. Но Недвольская, похоже, уходить не собиралась.

— Все равно налицо семейная династия. — Она льстиво улыбнулась. — Похвально, когда нити, которые нас связывают с прошлым, не рвутся в одночасье, а все накопленное передается из поколения в поколение.

— Ну в нашем случае это не сработало, — грустно улыбнулась Саша. — Из всей семьи по стопам дедушки и бабушки пошла только я. И частенько думаю: может быть, зря это сделала?

— Не жалейте, Саша! Делать нужно то, к чему душа стремится. Ну, не пошли бы вы на исторический факультет, и что? Стало бы на одного продавца или юриста больше. Бесовское племя что те, что другие. Страшно, когда в душе, кроме как страсти к деньгам, нет ничего: ни чести, ни совести, ни любви.

Рассуждения о смысле бытия Сашу интересовали меньше всего, особенно в свете последних событий, поэтому она поспешила прервать собеседницу:

— Простите, но мне нужно идти!

— Я вас понимаю! Рабочий день, масса дел… — смутилась Анна. — Я вот тоже по делам бегу. А увидела вас и решила узнать: не сохранились ли в архивах Федора Анатольевича или Ирины Львовны кое-какие документы?

— Документы? — насторожилась Саша. — Какие именно?