class="p1">Однако в военном плане итогом этих преобразований стало ухудшение боеспособности русской армии. В результате этой реформы все кавалерийские силы Русского государства теперь состояли из представителей помещичьей элиты, которые, являясь на службу, целиком или частично обязаны были обеспечивать себя оружием, амуницией и продовольствием. Все это мало способствовало появлению обученных регулярных кавалерийских частей или повышению их тактической и боевой выучки. Люди, чье благосостояние зависело от того, насколько успешно они управляют своими поместьями, не могли уделять должного внимания военной подготовке. Кроме того, авторы реформы, судя по всему, рассчитывали на то, что богатые русские помещики не будут уклоняться от несения военной службы, хотя вот уже почти 100 лет основная масса русского дворянства в целом неохотно выполняла эти свои обязанности.

Легко понять, какими практическими соображениями руководствовалось царское правительство, продвигая реформу, которая имела такие неоднозначные последствия. Указ 1678 года дал возможность Русскому государству в сложное для страны время, когда казна была почти пуста, без значительных расходов и инвестиций обзавестись внушительной – хотя бы по численности – кавалерией. Война на юге, где, помимо регулярной турецкой армии, приходилось иметь дело с конными казаками и татарами, состояла не только из битв, но также из множества набегов и контрнабегов; вероятно, в таких условиях перспективы применения боевых навыков русской кавалерии возросли – скорее, чем в сражениях с польскими гусарами или шведской кавалерией. Однако ближе к истине представляется точка зрения, согласно которой указ 1678 года стал следствием того, что слабое царское правительство просто пошло на поводу у социально-политической элиты империи.

Эта военная реорганизация имела огромные последствия и для низших сословий, чьи интересы авторы реформы практически не принимали во внимание. Являясь частью комплекса мер по стандартизации и централизации, военная реформа предполагала сокращение пехотных частей, не соответствовавших новой модели; некоторые войска старого типа были полностью распущены. Казаки, пушкари и прочие служилые люди «по прибору», имевшие земельные наделы или другие привилегии, были в 1679 году переведены на службу в полки «нового строя»; сохранившиеся войска были реорганизованы, и их офицерский корпус существенно увеличен. Так, например, в 1681 году формирования московских стрельцов (приборы) были преобразованы в тысячные полки и распределены по разрядам. Начальных людей у стрельцов переименовали – голов в полковники, сотников в капитаны. Полки, в которых было мало солдат, были доукомплектованы пришлыми и «гулящими людьми». Так, стрельцы, когда-то бывшие ударной силой русской армии, были загнаны в пехотные части «нового строя», большинство из которых даже не претендовало на то, чтобы быть регулярными. В других пехотных полках служили обедневшие помещики и даже крепостные. В некоторых стрелецких войсках, в частности московских, была сохранена прежняя сотенная организация [Епифанов 1976: 128; Stevens 1995: 81; Чернов 1954: 187–190].

При этом комплектование всех этих полков «нового строя» по-прежнему осуществлялось в основном за счет наборов в военную службу из среды тяглого населения, проводившихся в разных областях империи. Главной целью военной реформы, судя по всему, являлась стандартизация, а не трансформация военного устройства Русского государства. Хотя в результате этой реорганизации все пехотные формирования обрели единую структуру и командную иерархию, не было предпринято никаких попыток для повышения профессионализма солдат. Правительству было намного важнее увеличить численность своих вооруженных сил, и именно на это были направлены его усилия [Важинский 1976: 52–68; Важинский 1974: 117].

Претворение этой реформы в жизнь началось с проведения в 1680 году «разбора» – оценки численности, вооружения и боеспособности всех вооруженных сил Русского государства. В ходе этого «разбора» неожиданно выяснились очень важные вещи. Как правило, целью таких инспекций было составление сметных списков (или росписей) – реестров, в которых указывалось количество людей, годных к несению военной службы. Если в конце XVI века в росписях значилось около 50 тысяч человек, не считая холопов, то на протяжении большей части XVII столетия вплоть до 1660-х годов это число составляло примерно 100 000. Однако новые подсчеты, произведенные в 1680 году, показали, что численность людей, годных к несению военной службы, составляет более 200 000. После того как в конце 1660-х годов в Западной Украине появились турецкие армии, царское правительство пыталось задействовать в военных кампаниях по меньшей мере стотысячные армии [Helle 1972: 269, 272]. Стандартизация военного устройства, «разборы» и усиление воинской повинности, ставшие результатами военной реформы, безусловно, упростили эту задачу.

«Разбор», проведенный в годы правления царя Федора, показал не только преобладание в русской армии полков «нового строя», что было ожидаемо, но и значительное изменение процентного соотношения между кавалерией и пехотой в пользу последней. Судя по Росписи 1681 года186, в пехоте состояло 49 %, а в коннице 51 % ратных людей, считая оставшихся стрельцов, казаков и несколько помещичьих сотен. С 1680 года армии, участвовавшие в военных кампаниях, впервые в русской истории чуть более чем наполовину состояли из пехотинцев187. Несмотря на главенствующую роль полков «нового строя» и пехоты в реорганизованной русской армии, важно отметить, что в вооруженных силах Русского государства процент кавалерии все же был намного выше, чем в армиях европейских держав. Однако Р. Фрост в своей недавней работе убедительно показал, что это обстоятельство ни в коей мере не свидетельствует об «отсталости» русского военного устройства; напротив, из-за географической специфики Восточной Европы содержание многочисленной конницы было военной необходимостью даже в первой половине XVIII века. То, что Русское государство прикладывало огромные усилия для создания столь крупного кавалерийского корпуса – очевидно, из военных, а не политических соображений, – подтверждает правоту этой точки зрения. Начиная с 1680 года, царское правительство каждый раз указывало конкретное число конников, которые обязаны были принимать участие в той или иной военной кампании. При этом оно не «выпихивало» бедных или ненужных кавалеристов на гарнизонную службу; по крайней мере, в южных областях численность приписанных к гарнизонам помещиков и вышедших в отставку конников оставалась практически неизменной и после военной реформы [Frost 1993: 16–18; Stevens 1995: 169–170]188.

«Разбор» 1680 года высветил целый ряд практических трудностей, которые определили главные военные задачи царского правительства, хотя и не привели к повсеместному претворению в жизнь желанных реформ. Так, в частности, содержание гарнизонов пограничных крепостей было объявлено задачей первостепенной военной важности. Социально-экономический статус людей на городовой службе роли не играл. Для того чтобы восстановить численность гарнизонов, правительство официально утвердило ряд мер, которые позволили таким солдатам существовать за свой счет, не получая жалованья из казны. Еще более серьезной проблемой было то, что русское дворянство было недостаточно многочисленным и богатым, чтобы удовлетворить потребность государства в кавалерии. С учетом нового размера вооруженных сил Русского государства, это было предсказуемо и ожидаемо. Даже если бы каждая из 38 000 помещичьих семей, числившихся в переписи 1672 года, была бы достаточно преуспевающей, чтобы обеспечить потребность в кавалерии в 1680 году, все равно они не смогли бы регулярно отправлять в действующую армию по 50 000 конников. Из того, что власти готовы были на первых порах закрывать глаза на нарушение критериев несения военной службы, можно сделать вывод о том, что в 1680-х годах царское правительство было в первую очередь заинтересовано в увеличении численности своих кавалерийских сил. Когда из Москвы приходило распоряжение прислать на сборный пункт определенное количество конников для участия в военной кампании, воеводы некоторых областей не могли выставить требуемое число помещиков, которые соответствовали бы новым стандартам. С молчаливого согласия метрополии эти требования обходились. На юге на сотенную службу принимали дворян и детей боярских,