Я поднялась в свою комнату.

Открыла шкаф.

Вытащила несколько запылившуюся шаль, впрочем, пыль моментально впиталась в нежные лепестки флердоранжа. Обернув шаль поверх эльфийского шелка, я подошла к зеркалу.

– Сделай… что-нибудь, чтобы в тему.

Странно разговаривать с платьем, но если уж в нем есть частица божественной сути, то почему, собственно говоря, и нет?

Цветы потемнели.

Истончились и… шаль изменилась. Она потекла, расползаясь по ткани, истончаясь, превращаясь в точную копию платья. Или не копию? Пара мгновений, и ее не стало, разве что появился поверх текучего темного шелка черный же узор, заметный только если приглядеться.

– Спасибо.

Мне стало спокойней. Определенно.

Прекраснейшая леди Алауниэль пребывала в крайне дурном настроении, основной причиной чему была единственная и горячо любимая – а в приличных эльфийских семьях иное невозможно – свекровь, визит которой, следовало признать, несколько затянулся.

А все почему?

А все потому, что ее дорогому мальчику категорически не повезло с супругой, которая, мало того, что относилась к презренному людскому роду, так еще и умудрилась быть некромантом.

И божественное благословение заработала.

Малый Совет в лице трех знакомых, к которым леди Алауниэль обратилась с просьбой о возможности расторгнуть нелепый этот брак, ответил категорическим отказом. Большой… скорее всего сочтет повод недостаточно веским, а если и снизойдет, то нескоро.

Корона и вовсе предпочитает не вмешиваться в личные дела подданных, будто не понимает, что от благополучия их зависит благосостояние самой короны. А о каком благополучии может идти в браке с человеком?

Это не брак, фарс…

…и леди Алауниэль всенепременно найдет способ его прекратить.

Она подавила вздох.

Окинула взглядом дом, который был в той мере совершенен, чтобы не раздражать ее еще более. Правда, в последние недели совершенство его подверглось немалым испытаниям, но леди Алауниэль с честью их вынесла. И не позволила испортить фасад совершенно варварскими подвесными горшками, в которых росли совершенно варварские петунии.

И хризантемы в бронзовых цветочницах убрала.

Гостевыми покоями, конечно, пришлось пожертвовать, но потом, позже, леди Алауниэль с огромной радостью избавиться от всей той позолоты и фарфора, которые в них скопились.

…но с Тири следовало что-то делать. Даже если смириться с мыслью – а смиряться у леди Алауниэль всегда получалось плохо – что развод невозможен, то добиться раздельного проживания куда как проще. А там, лет через пять или десять поднять вопрос снова… и снова… и в конце концов… главное, чтобы Тири понял: мама не желает зла.

– Дорогая, у тебя такое выражение лица, будто тебя пучит, – сама леди Эрраниэль излучала спокойствие.

Очарование.

И кажется, совершенно не смущалась, что любовник ее был полукровкой на треть моложе ее самой. А ведь даже не спросила, желает ли леди Алауниэль принимать это существо в своем доме. Любовник щурился, крутил коротко стриженой – будто нарочно, чтобы подчеркнуть свою дефективность – головой.

– Меня не пучит.

Застыли розы.

И хрустальные эустомы, которые леди Алауниэль лично расставляла в вазы, добиваясь того совершенства композиции, когда и примитивным особям становится понятно ее совершенство.

– Как знаешь, – легко согласилась леди Эрраниэль. – Но если все же пучит, у меня есть совершенно чудесное средство. Газы выйдут и все.

– У меня нет газов!

– А выглядишь, будто есть. Дорогая, в этом нет ничего стыдного, иногда лучше испортить воздух, чем кому-то жизнь.

– На что вы намекаете?

Супруг, который из отведенного ему – за спиной леди Алауниэль – места умудрился как-то оказаться у стены, сделал вид, будто не слышит. И вообще он думает, не иначе, как о судьбах мира, а мизинец в ноздрю засунул исключительно, чтобы думалось легче.

– Я? – удивление леди Эрраниэль было столь искренним, что так и тянуло поверить. – Дорогая, ты чересчур мнительна. Не пробовала принимать успокоительный настой?

…а главное, вырядилась, будто юная дева. Точнее, юная дева, имеющая весьма слабое представление о приличиях. Этот укороченный подол.

Открытые колени.

Пара браслетов на ногах, явно нарочно выбранных для того, чтобы к этим ногам привлечь внимание.

– Успокойся, в конце концов, это мои триста лет. Свои у тебя еще будут, – леди Эрраниэль протянула руки к первому гостю. – Дорогой, я уже начала волноваться…

…Тири был в темном.

И ведь знал же, что праздник планируется в светлых тонах. Леди Алауниэль подробно ему все расписала, даже образцы тканей отправила, чтобы показал портному, но выходит зря.

А все почему? Все потому, что этой наглой девице пастельные тона категорически не шли. А уж тот оттенок розового, нежнейший, слегка припыленный, и вовсе бы подчеркнул мертвенную бледность ее кожи. Но это же еще не повод нарушать концепцию вечера!

– Как можно, – Тири, вместо того, чтобы поклониться и поцеловать руку, хотя, конечно, последнее было бы совершенно лишним, обнял леди Эрраниэль и куда крепче, чем это позволяли приличия.

– Здравствуйте. Рада встрече, – не очень радостно произнесла девица.

Платье на ней было…

Приличное.

Пожалуй, даже милое, если как для человека. Оно скрадывало определенные недостатки фигуры, но все одно было непонятно, что Тири нашел в этом убожестве.

Ноги толстоваты.

Талия широковата.

Сама костистая, но без должного изящества. Но… да, платье удалось, особенно узор поверх шелка хорош. И главное, не понять, выткан он или нанесен краской… какой?

…и почему ткань не предложили сперва леди Алауниэль?

На ней платье смотрелось бы куда как интересней.

Хотя цвет…

…но с цветом всегда можно поработать.

Раздражение крепло, впрочем, леди Алауниэль слишком долго жила на этом свете, чтобы позволить ему пробиться сквозь маску благожелательности. Она протянула девице руку, которую та осторожно пожала. И любовничек свекрови фыркнул, показалось, он вот-вот рассмеется…

– Может, следует отправить его наверх? – сквозь зубы поинтересовалась леди Алауниэль, которая ненавидела оказываться в двусмысленных ситуациях. А что-то подсказывало, что весь этот вечер будет одной бесконечной двусмысленной ситуацией. – Пусть… займется чем-нибудь.

– Позже, – леди Эрраниэль ответила лучезарной улыбкой. – Мы отправимся наверх вместе. И займемся чем-нибудь.