Прозвучало… пошло.

И отвратительно.

– Это вам, – девица протянула традиционный букет, в котором опять же не было ничего традиционного.

– Какая прелесть… – леди Эрраниэль осторожно приняла горшок весьма затрапезного вида. Точеные ноздри ее дрогнули. – Надо же… что это?

– Понятия не имею, – честно ответила человечка и ткнула пальцем. – Вот это малина. Не смотрите, что она синяя, вполне съедобна, когда созреет. Только учтите, она еще та попрошайка. Это вообще немертвый цветок. То есть, он не мертвый, и не живой. А что с ним стало, я не представляю. Мне его отдали… взамен, так сказать.

– А это драконья трава.

– Драконьей травы не существует, – не выдержала леди Алауниэль.

– Дорогая, и все-таки тебя пучит…

– Только осторожно, оно колется, – сочла нужным предупредить девица, а леди Эрраниэль кивнула.

– Прелесть неимоверная… дорогой, будь любезен. Тебе все-таки придется подняться наверх и… надеюсь, ты поставишь щит?

– У меня приличный дом!

– Дом-то приличный, но вот серебряные ложечки в прошлый раз кто-то спер.

– Это было сто лет тому!

– Всего сто лет, думаешь, от вредных привычек так просто избавиться? Так что, щит, дорогой, и хороший щит. Мы не хотим лишиться подарка.

…это было почти оскорбительно.

– А молодой человек…

– Мой знакомый, – почему-то не слишком уверенно произнесла девица. И смутилась. Определенно смутилась. А Тири подвинулся к ней ближе.

Знакомый выглядел симпатичным.

Для человека.

И одежду свою забавную носить явно умел.

– Мама, он подождет нас в моей комнате, – сказал Тири и подтолкнул человека. – Надеюсь, ты не против. Просто… его не стоит оставлять в одиночестве… а ты веди себя прилично. Можешь даже напиться, если с этого полегчает.

…к совету Глен прислушался, как это стало понятно спустя пару часов.

Вечер…

Такой вот вечер, среди цветов и хрупкого хрусталя, который преломлял свет, отчего пространство искажалось самым причудливым образом.

Музыка.

Гости.

Изящные эльфийки, которые нагло порхали вблизи от моего мужа, то и дело пытаясь вовлечь его в беседу. И что характерно, на эльфийском, который я хоть и понимала, но слово через два, а уж в их исполнении речь порой походила на птичье чириканье. Эль к чести его в беседы не вовлекался. И отвечал на общем. Получалось глупо.

Эльфийки злились.

И пакостили. Как-то совершенно мелко, по-кошачьи. На меня опрокинули два бокала вина, но шаль, зашевелившись, с удовольствием приняла подношение. Сожрала она и жирный крем, как-то оказавшийся на моем подоле. И, кажется, приободрившись, сама потянулась к идеальному букету хрупких хрустальных цветов.

– Тихо, – велела я шепотом. И шепотом же спросила мужа. – А нам долго здесь?

– До полуночи, – шепотом же ответил Эль и руку протянул. – Потанцуем?

– Я не умею.

– Это не важно.

Как для кого… я здесь и так явно нежеланный гость. С другой стороны… бокал игристого вина сделал свое дело. Если терять нечего, то почему бы и не потанцевать?

Тем более с мужем.

Законным.

– Ты только… ноги береги, ладно?

Эль кивнул. И улыбнулся. И… и если улыбнуться в ответ, то это не так страшно, верно? И смотреть только на него, не думая о тех, кто смотрит на нас. Пускай себе.

Сердце застучало.

А музыка вдруг изменилась, нежная некогда мелодия обрела четкий ритм. Я не успею.

Я не умею.

Я… я просто позволю себя закружить. Иногда ведь можно? Особенно, когда мир вот-вот рухнет в бездну, то… главное, улыбаться и не думать о том, как я выгляжу. Как хочу, так и выгляжу. Музыка морочит. А руки у моего мужа сильные. Он меня не отпустит.

Не уронит.

Не позволит упасть. Мне всего-то и надо, что стать слабой. Ненадолго. И у меня получается. Я так хочу думать. Или не хочу? Думать много вредно, особенно, когда смотришь в глаза того, кто… нужен?

Выходит, что нужен.

Как воздух?

Или больше? Или просто здесь и сейчас, а еще везде и всегда. И наверное, этот танец стоил того, чтобы понять простую истину. А еще жаль, что закончился он так быстро.

Музыка оборвалась.

Мы остановились, глядя друг другу в глаза. И стояли так, кажется, вечность.

– Надо же, подруга, – наш крохотный мирок не выдержал столкновения с реальностью и рассыпался. – Как ты ловко устроилась. Моего мужа забрала, и своего себе оставила. Не ревнуют друг к другу? Впрочем, Глен у нас еще тот приспособленец, когда надо и без мыла в жопу залезет…

Марисса.

Откуда она… хотя, конечно… вежливость, она такая… список приглашенных диктует, пусть и эльфам.

– А этого, значит, сама воспитала. Очаровашка. Дай поцелую.

Эль целовать себя не дал. Марисса и не настаивала.

– Не дергайся так, – сказала она, коснувшись губами высокого бокала, но готова поклясться, вино Марисса даже не пригубила. – Меня дядюшка отправил цветочки передать, а то как-то неудобно. Знаешь, у этих ушастых прелюбопытные правила. Двери их дома открыты в праздник… они примут всех, даже тех, кого искренне ненавидят…

Светлое платье.

Венок из каменных цветов. Лепестки сияют алмазным блеском, и красота этого венка завораживает. Впрочем, ожерелье из тех же хрупких, будто ледяных цветов, обвивает тонкую шею Мариссы.

И браслет в тему.

Она касается его осторожно, лаская…

– Вот та дамочка явно тебя ненавидит. Думаю, если бы могла, она тебе лично горло перерезала…

У колонны застыла благородная леди Алауниэль, взгляд которой был столь тяжел, что мне действительно стало не по себе.

Я ведь ничего не сделала.

Наверное.

– Что ж… рада была повидаться. А моему супругу скажи, что я прощаю ему эту измену, – последние слова Марисса произнесла чуть громче, чем нужно.

И готова поклясться, сделала это нарочно.

Ее услышали.

И… сказанное интерпретируют по-своему.

– Я даже дам ему развод. Если попросит. Будет при тебе третьим запасным…

Ответом ей был смешок, а лицо леди Алауниэль окаменело.

– А ты не боишься? – тихо поинтересовалась я, признаюсь, это было глупо, но… я ненавидела, когда на меня смотрели так: со снисхождением.

Легким презрением.

И толикой удивления, будто не понимая, что это существо делает в обществе.