– Чего?

– Он молчать не станет.

– О чем? – улыбка Мариссы сияла. – Впрочем, можешь не рассказывать, фантазия у него богатая. Признаюсь, когда-то она меня и впечатлила. Эти рассказы о скором гениальном открытии… о каком-то чудо-веществе, которое изменит мир… кому не хотелось бы стать женой гения? Только вот правда в том, что это вещество существует исключительно в воображении моего дорогого пока еще супруга. Как и все открытия. На деле же он – болтливая ленивая скотина, только и способная, что пить и… не только. Мне кажется, в последние годы он стал что-то добавлять в выпивку и окончательно утратил человеческий облик. Сама посмотри.

И она указала куда-то в сторону. А я посмотрела. Признаюсь, я не сразу увидела Глена, точнее увидела, но… это существо, склонившееся над вазой, чтобы извергнуть в хрустальные цветы содержимое желудка, лишь отдаленно напоминало моего бывшего.

Человека вообще.

Оно же, отблевавшись, вытерло рот рукавом фрака.

Икнула.

И помахало мне рукой.

– Юся! – этот вопль перекрыл и музыку, и ропот толпы. – Юська, иди ко мне… пошалим, как в былые…

Я почувствовала, что краснею.

Вспыхиваю.

А Глен решительно, как ему казалось, направился ко мне. Правда, двигался он зигзагом, слегка задевая, что колонны, что ледяные статуи. Вот зазвенела и покатилась по полу ваза, выплеснув остатки воды. Брызнули в стороны молоденькие эльфийки.

– Юся, бросай это ушастое недоразумение…

Я закрыла глаза, желая оказаться в другом месте.

Где-нибудь на кладбище. На спокойном мирном кладбище, где водятся упыри и прочая милая сердцу нежить, у которой, может, беда с манерами, но в остальном они прелестно-предсказуемы и не норовят подгадить.

На плечо легла рука.

И я выдохнула. А потом открыла глаза, чтобы увидеть, как знакомый бритоголовый эльф взваливает Глена на плечо.

– Перебрал, – сказал он гостям, широко улыбнувшись. И клыки у этого эльфа оказались какими-то совсем уж не эльфийскими. А в левом еще и камень поблескивал. – С непривычки. Эльфийское-то легкое в голову еще так шибает…

– Ах, дорогой, ты как всегда прав, – великолепная леди Эрраниэль запечатлела поцелуй на щеке бритоголового, чем, кажется, шокировала местное общество куда сильнее, чем Глен с его слабым желудком. – Бедняге нужен отдых…

И за задницу ущипнула.

Демоны меня раздери. Почтенная эльфийская старушка на моих глазах ущипнула… и видела это не только я. Обернувшись, я поняла, что Эль вовсе не удивлен.

– Бабушка всегда знает, что делать.

– Думаешь…

Мне предложили руку, и я ее приняла.

– Кому интересны любовники какой-то там девицы человеческого рода, когда у сестры Его величества появился новый избранник.

Сестры?

Его величества.

– Так ты…

– Я.

Дышать глубже.

Ровнее. И под ноги смотреть. Я-то не пила, но кому это докажешь?

– И…

– Предпочитаю не распространяться. Наши знают, но… – Эль толкнул тяжелую дверь, впуская прохладный воздух. – Я ведь, как ты помнишь, не совсем… в порядке. И даже если получится восстановиться полностью, я все равно не смогу претендовать на престол.

Счастье-то какое.

На душе ощутимо полегчало.

– Но матушка продолжает надеяться, что я вернусь ко двору.

– Зачем?

– Чтобы блистать.

Ну да, очевидно же.

Я поежилась, вспомнив преисполненный какого-то отчаяния взгляд леди Алауниэль. И даже понять ее могу. Родить ребенка, растить ребенка с надеждой, что уж он-то если не трон займет, то место в непосредственной близости, а тут такой подвох. Сперва на границу сбежал.

Теперь вот я.

– Отец никогда не любил двор. Да и я… бабушка тоже. Это ее расстраивает.

Мы оказались в саду, где, несмотря на осень, цвели цветы и порхали бабочки. Правда, стоило коснуться одной, как она истаяла. Иллюзия?

– Маму тяготит местная зима. И осень тоже. Отец предлагал построить настоящую оранжерею, но она продолжает надеяться, что скоро мы отсюда уедем.

Ага.

То есть, нужно было что-то сказать, но я понятия не имела, что принято говорить в подобных случаях.

– Отец отговаривается делами. У него здесь партнеры. И лаборатория. Нет, он не некромант, у нас этот дар чрезвычайно редок, поэтому вряд ли некроманту позволили бы покинуть границы леса.

Лавочка нашлась.

Как лавочка… резная качель на серебряных цепях, которые облепили те же бабочки. Стоило мне присесть, как они вспорхнули, закружились искристым облаком. И исчезли.

…иллюзии не любят некромантов.

Никто не любит некромантов. Даже сами некроманты.

– Но Юся…

…вряд ли сумела бы отличить чистокровного эльфа от полукровки, а полукровок с даром на моей памяти было не так и мало.

Я присела.

Эль устроился рядом. Он оттолкнулся от земли, и наша скамья качнулась. А в темных кудрях ближайших кустов зажглись искры.

Снова бабочки.

– Не думай. В ней говорила злость.

– Если бы…

Он осторожно сжал мои пальцы, успокаивая и утешая. Что ж, возможно, высший свет и забудет пьяную выходку Глена, но не благородная леди Алауниэль, которая и прежде-то ко мне любви не испытывала. А теперь…

– Марисса очень продуманный человек, – я устроила голову на плече мужа. – Она явилась не из вежливости. И вряд ли лишь затем, чтобы позлить меня… и это представление совсем не в ее духе. Марисса терпеть не может скандалов. Удушить втихаря – это да, а скандал, который заденет ее имя… имя рода…

Я вздохнула.

Бабочки кружились.

Они притворялись настоящими. Слетались к нам, кружились, норовили опуститься на руки, на волосы, чтобы расползтись затем дрожащим маревом чистой силы.

Бабочек было жаль.

Сидели мы… долго, может быть, и целую вечность. Я бы не отказалась от вечности на двоих. Но Эль вздохнул и произнес:

– Пора. Лучший способ предотвратить слухи, сделать вид, что ничего не происходит.

– И поможет?

– Нет. Но никто не будет уверен в том, действительно ли что-то происходит на самом деле.

Ага, то есть… в общем, не важно.

– Еще немного. И гости начнут расходиться, а там и мы. Если мы уйдем слишком рано, все решат, будто тебя задела эта пьяная выходка, а стало быть, есть повод для беспокойства.