утверждаю, что существуют определенные типы обучения, оказывающиеся действенными только в присутствии конкретных лиц, к которым человек привязан.

17.3. Упрощая привязанности

Никакая форма поведения не отягощена более сильными чувствами, нежели поведение на основе привязанности. Те, на кого направлена эта привязанность, вызывают тепло в душе, их появление мы встречаем с радостью. Пока ребенок пользуется безраздельным вниманием фигуры, к которой испытывает такое влечение, он чувствует себя в безопасности. Угроза уменьшения внимания порождает тревогу, а утрата внимания заставляет страдать; кроме того, оба случая чреваты проявлениями злости и гнева.

Джон Боулби

Большинство высших животных обладают соответствующими инстинктами, этакими механизмами «привязки», которые удерживают молодых особей рядом с родителями. Человеческие младенцы тоже появляются на свет склонными к формированию прочных привязанностей; это хорошо известно всем родителям. В начале жизни дети, как правило, особенно привязаны к одному или нескольким членам семьи (или опекунам), иногда настолько сильно, что не способны отдалиться от объекта привязанности даже на несколько метров. В годы, пока сохраняется такая привязанность, насильственное отделение ребенка от конкретных людей может вызвать устойчивую депрессию и другие психические нарушения, из-за которых личность ребенка не будет развиваться «как положено».

Каково функциональное назначение детских привязанностей? Самое простое объяснение заключается в том, что они формируются для помещения детей в безопасную сферу заботы и защиты. Но, согласно нашей теории, механизмы человеческих отношений наделены дополнительной функцией принуждения детей к обретению ценностей, целей и идеалов от конкретных взрослых людей. Почему это так важно? Потому, что, пускай имеется много способов, которыми ребенок может усвоить повседневные причины и следствия, у него нет иной возможности создать согласованную систему ценностей без ориентации на какую-либо существующую модель. Решение задачи формирования «цивилизованной личности» лежит далеко за пределами произвола любого отдельно взятого человека. Кроме того, при наличии избытка разнообразных взрослых моделей ребенку было бы слишком трудно обрести цельную индивидуальность, поскольку опыт пришлось бы перенимать «по капельке» от всех этих разных личностей, что грозило бы внутренними конфликтами – ведь многие перенимаемые качества противоречили бы друг другу. Задача ребенка существенно упрощается, если механизм «привязки» использует всего несколько ролевых моделей.

Как изменяются наши привязанности? У многих видов животных привязанность возникает настолько быстро и является настолько прочной, что ученые, изучающие поведение животных, рассуждают об «импринтинге». Предположительно те механизмы, который побуждают нас перенимать цели и ценности наших родителей, являются «потомками» механизмов наших животных предков. Другое предположение таково: младенческие привязанности формируются, когда наши различные «врожденные» системы начинают опознавать индивидуальные особенности родителей – сначала через прикосновения, вкус и запах, потом по звуку голоса и, наконец, по лицам.

Как только эти привязанности формируются, ребенок начинает по-другому реагировать на лица и голоса незнакомцев, поскольку те подразумевают иную разновидность обучения. Эффект привязанности (или отторжения) отличается от обычной схемы «награды или провала», которая просто учит нас делать то-то и то-то для достижения конкретной цели. Сигналы привязанности, похоже, оказывают непосредственное воздействие на эти цели – и потому способны изменять наши личности. Привязанности учат нас целям, а не средствам, и тем самым навязывают нам мечты наших родителей.

17.4. Функциональная автономия

Мы обсудили некоторые способы усваивать цели от других людей. Но как мы сами ставим себе цели? Кажется довольно простым всегда следовать от цели к подцели, однако возможно ли двигаться в противоположную сторону, то есть двигаться вовне, искать новые цели? Ответ может вызвать недоумение: в определенном смысле у нас нет необходимости придумывать новые «высокоуровневые» цели. Дело в том, что вполне достаточно, хотя бы в принципе, продолжать ставить низкоуровневые подцели для задач, которые требуют решения! Вот почему это не должно ограничивать наши амбиции.

Функциональная автономия: В ходе решения любой относительно трудной задачи подцели, привлекающие наше внимание, могут становиться все более амбициозными и все сильнее отдаляться от сути исходной задачи.

Предположим, что первоначальная цель ребенка состоит в желании дотянуться до конкретной чашки. Это может стимулировать обучение правильному движению руки, что в свою очередь будет способствовать реализации подцели обучения перемещению мимо препятствий. Далее возможна постановка все более и более общих, все более абстрактных целей, обучение тому, как постигать физический мир пространства и времени и управлять этим миром. То есть мы начинаем с малой цели, но в конечном счете ставим перед собой ряд подцелей, побуждающих наш разум к предприятиям, амбициознее которых сложно вообразить.

Подобное наблюдается и в социальной сфере. Тот же ребенок может «изобрести» подцель заставить другого человека подать ему чашку для питья. Отсюда вырастает поиск эффективных способов воздействия на других людей; тем самым ребенок начинает проявлять интерес к мотивам и склонностям тех, кто его окружает. Опять-таки, достаточно скромная исходная цель (утоление жажды) может обернуться ростом компетентности – на сей раз в области социальных взаимодействий. Первоначальное стремление к личному комфорту превращается в куда более амбициозное (и менее эгоцентричное) предприятие.

Практически все задачи становится проще решать, когда мы узнаем больше о мире, в котором эти задачи возникают (то есть об их контексте). Не имеет значения, какова суть задачи; при условии, что она достаточно трудна, мы обретаем выгоду за счет усвоения лучших способов обучения.

Многим из нас приятно думать, что наши интеллектуальные свершения относятся к более высоким уровням сознания, нежели повседневные действия. Но теперь мы вправе переставить эту академическую схему ценностей, так сказать, с головы на ноги. Если вдуматься, наши наиболее абстрактные исследования можно рассматривать как проистекающие из поиска способов достижения обычных целей. Они превращаются в то, что принято считать благородными качествами, когда приобретают достаточную функциональную автономию и порывают со своими «корнями». В конце концов наши исходные цели утрачивают всякое значение, поскольку, независимо от того, какими они были, мы можем получить больше, развивая способности прогнозировать события в мире и контролировать их. Быть может, не важно даже, настроен ли младенец изначально подражать родителям или противоречить им, движим ли он страхом или привязанностью. Реализация целей в обоих случаях будет почти одинаковой. Как известно, знание – это сила. Каковы бы ни были цели, их легче достичь, если сделаться мудрым, богатым и могущественным. А всего этого, в свою очередь, проще всего достичь, осознав, как все устроено.

17.5. Этапы развития

На первый взгляд теории Жана Пиаже и Зигмунда Фрейда принадлежат к различным научным вселенным. Пиаже как будто был почти целиком поглощен вопросами изучения интеллекта, тогда как Фрейд изучал эмоциональную составляющую психики. Однако на самом деле между их теориями много общего.