созревают (в различных отношениях) чересчур быстро или чересчур медленно, опережая своих сверстников или отставая от них. В идеальной системе каждый развивающийся агент будет контролироваться другим, умеющим внедрять новых агентов именно тогда, когда это требуется – то есть когда усвоено достаточно знаний для перехода к следующему этапу. Думаю, было бы настоящей катастрофой, если бы все наши потенциальные способности к обучению предоставлялись нам изначально. Умей каждый агент учиться с «рождения», их погребли бы под собой младенческие восприятия.

Один из способов регулирования этих процессов может заключаться в том, чтобы задействовать новых агентов согласно генетически предопределенным срокам. На разных этапах биологической «зрелости» определенные классы агентов могли бы устанавливать новые связи, тогда как другие группы и классы вынужденно замедляли бы свое развитие, фиксируя постоянные связи, которые до того оставались «обратимыми». Но возможно ли существование такой системы, работающей «по часам»? Обратим внимание на тот факт, что большинство детей приобретают агентов реверсивности и ограничений в возрасте до пяти лет. Для этих детей было бы достаточно активировать новых агентов промежуточного уровня в указанном возрасте, чтобы они могли приступить к созданию таких агентов, как «Видимость» и «История». Тем не менее дети, которые еще не готовы к подобному шагу, оказались бы в проигрышном положении: им пришлось бы строить менее эффективные сообщества «Больше». Кроме того, столь жесткая схема созревания не годится для детей, успевших «созреть досрочно». Лучше ориентироваться на схему, в которой сроки каждого этапа развития зависят от накопленного опыта.

Например, новый этап мог бы начинаться, если вспомнить нашу терминологию, с принципа инвестирования, то есть когда определенный навык подавляет всех своих ближайших конкурентов; его использование становится все более вероятным и тем самым расширяются возможности дальнейшего развития. Этот эффект самоулучшения может способствовать рывку в развитии, когда какой-то навык быстро начинает доминировать. А сигналом о завершении этапа может быть следствие явления, которое мы назвали принципом исключения. Чтобы понять, как это возможно, представим, что некий агент развивает полезный способ выполнить какую-то работу, и многие другие агенты быстро начинают эксплуатировать эту его характеристику. Чем больше другие агенты зависят от данного навыка, тем чаще будут происходить сбои, вызванные каждым последующим «улучшением» этого навыка, так как теперь у него намного больше клиентов! Даже увеличение скорости протекания одного процесса может нанести ущерб другим агентам, деятельность которых зависит от того, сколько времени выделяется на то или иное действие. Следовательно, если схема сохраняется достаточно долго, ее становится крайне сложно изменить – отнюдь не из-за ограничений, присущих ей или агенту, который ее создал, но из-за того, как остальная часть сообщества зависит от ее текущей формы.

Когда изменить какого-то агента становится затруднительно, настает пора внедрять следующего; дальнейший прогресс может потребовать революции, а не эволюции. Вот еще одна причина, по которой сложная система должна развиваться через последовательность отдельных шагов.

17.8. Образы привязанности

Ум – это дар, который все дарят и дарят.

Еврейская пословица

Все люди рассуждают о целях и мечтах, о личных приоритетах, о хорошем и дурном, о правильном и неправильном, о добродетелях и пороках. Каким образом наша этика и наши идеалы проникают в умы наших детей?

Согласно теории Зигмунда Фрейда, младенец привязывается к одному или к обоим родителям, что каким-то образом побуждает ребенка усваивать – или, как выражался Фрейд, «интроецировать» – цели и ценности объектов своей привязанности. Посему в дальнейшем, в последующей жизни, родительские «образы» сохраняются в разуме повзрослевшего ребенка, оказывают влияние на все мысли и цели, которые он признает достойными для себя. Мы не обязаны соглашаться со всеми выводами Фрейда, но должны объяснить, почему дети перенимают ценности своих родителей. Пока речь идет о безопасности ребенка, для возникновения привязанности вполне достаточно физической близости родителей. Но каковы могут быть биологические и психологические функции развития сложных личных идеалов?

Лично мне ответ кажется вполне очевидным. Подумайте: наши модели себя настолько сложны, что даже взрослые не могут их объяснить. Как «фрагментированный» младенческий ум способен построить нечто подобное без какой-либо модели, на которую он мог бы опираться? Мы не рождаемся со встроенным «я», но большинству из нас выпадает счастье появиться на свет в любящем окружении. Далее механизмы формирования привязанностей побуждают нас усваивать модели наших родителей, что в свою очередь заставляет конструировать примитивные образы самих родителей. Тем самым ценности и цели культуры переходят от одного поколения к другому. Они не изучаются, в отличие от навыков. Мы усваиваем ценности под влиянием порождаемых привязанностями сигналов, которые отражают не наши собственные успехи и неудачи, а любовь или отторжение наших родителей. Когда мы соответствуем своим меркам, то чувствуем себя добродетельными, а не просто успешными. Когда мы нарушаем эти мерки, то испытываем стыд и чувство вины, а не просто разочарование. Дело вовсе не в выборе слов: это различные эмоции, схожие с разницей между целями и средствами.

Как возможно навязать цельность такому множеству бессмысленных по своей сути агентов? Фрейд, пожалуй, первым осознал, что это может быть следствием младенческих привязанностей. Прошло еще несколько десятилетий, прежде чем психологи признали, что разрушение детских привязанностей может иметь разрушительные последствия для развития личности. Фрейд также отметил, что дети часто отдают предпочтение одному родителю перед другим, а сам процесс подразумевает перекрестное исключение – или сексуальную ревность; он назвал это явление эдиповым комплексом. Представляется правдоподобным, что нечто подобное может происходить в уме (связь между привязанностью и сексуальностью здесь несущественна). Если развивающаяся личность опирается на личность другого человека, она будет путаться, если попытается ориентироваться на два несходных взрослых «образца». В результате отнюдь не исключено, что ребенок упрощает ситуацию, отвергая одного из родителей.

Многим не нравится признавать, что ими управляет изнутри некий родительский образ. Но взамен это «рабство» делает нас относительно свободными (по сравнению с другими животными), избавляя от необходимости подчиняться столь многим другим потребностям, диктуемым инстинктом.

17.9. Различная протяженность воспоминаний

Другому легко советы давать, а вот сами бы попробовали[26].

Уильям Шекспир

Пусть у нас есть мать с новорожденным. Ребенок будет требовать ее внимания на протяжении многих лет. Порой она спрашивает себя: «Стоит ли рождение ребенка всех этих жертв?» Ответы могут быть разными: «Да, я счастлива»; «Да, когда-нибудь он станет заботиться обо мне»; «Да, нужно продолжать наш род». Но к рациональному мышлению в подобных случаях обращаются редко. Обычно такие вопросы как бы отпадают сами собой, и родители продолжают воспитывать своих детей так, как если бы те