– Доброе утро, виконтесса, – сказал он. – Мы похитили у вас Рекса, чтобы проехаться верхом. Простите нас. Больше этого не повторится. Сегодня после полудня мы уезжаем в Лондон. Видите ли, мы заехали сюда только для того, чтобы пожелать вам обоим счастья. Но мы не станем злоупотреблять вашим гостеприимством.

Она посмотрела на графа, на лорда Пелхэма и мистера Гаскойна с некоторым сожалением. Ей не хотелось, чтобы они уезжали. И она была уверена: они намеревались провести в Стрэттоне неделю или даже больше.

– Очень жаль, что вы так скоро уезжаете, – сказала Кэтрин. – Может, передумаете?

Друзья наговорили хозяйке множество комплиментов. Но все они утверждали, что им не терпится попасть в Лондон именно теперь, когда сезон уже начался. И уверяли, что никому из них и в голову не пришло бы остаться в Стрэттоне дольше чем на день.

Вскоре уже супруги махали вслед уезжающим гостям. Они стояли на террасе, и внезапно воцарившаяся тишина казалась оглушительной. Виконт взял ее за локоть и повел по подъездной аллее к мосту, где они стояли вчера – неужели это было вчера? – когда все началось. Они не разговаривали.

День выдался не такой погожий, как накануне; по небу плыли облака, и дул прохладный ветерок. Вода в реке казалась грифельно-серой, а не голубой, и по ней ходила рябь. Тоби, как и вчера, носился по берегу, пытаясь отыскать врага.

– Теперь, когда я уехала из Боудли, – заговорила наконец Кэтрин, нарушив молчание, – мой отец не будет поддерживать меня. Таково было условие. И вернуться туда я тоже не могу. Но в Англии множество тихих уголков, а мои потребности очень скромны. Возможно, вы пожелаете поступить так же, как поступил мой отец пять лет назад. Я опять могу переменить имя. Я никогда не причиню вам никаких неприятностей.

– Мы едем в Лондон, – проговорил виконт.

– Нет! – Этого она ожидала в последнюю очередь – в самую последнюю. – Нет, только не в Лондон. Я не могу поехать туда. Вы же знаете, что не могу. И вы не захотите, чтобы вас видели там со мной.

– И тем не менее мы едем. Там нас ждет множество незаконченных дел.

– Рекс… – Она схватила его за руку. Рука была твердой как гранит, – Вероятно, вы не поняли. Все знают. Все говорилось открыто. Даже то, что я в положении. Я обесчещена. Это невозможно, я не могу туда вернуться.

Он посмотрел на нее; взгляд его был суров.

– Значит, вы виноваты? – спросил он. – Вы с этим согласны?

– Нет! – Неужели он ей не верит? Впрочем, какая разница? – Вы же знаете, женщина всегда оказывается виноватой, если перестает быть добродетельной. А я не захотела играть по правилам и восстановить свою добродетель и репутацию единственно возможным способом.

– Значит, дело еще не закончено. Мы едем, чтобы закончить его, Кэтрин.

Она покачала головой. Ей стало тошно в прямом смысле слова.

– Прошу вас… Прошу вас, Рекс! Позвольте мне уехать. Пусть никто не узнает, на ком вы женились. Ваши друзья ничего не скажут.

– Вы кое-что забываете. Вы – моя жена. Наверное, ее муж был хорошим офицером, промелькнула совершенно неуместная мысль. Наверное, все подчиненные знали: противиться его воле бессмысленно.

– Теперь вы должны сожалеть обо всем этом, – с горечью проговорила она. – Вы должны были настоять и выслушать меня, когда я назвала свое имя, Рекс. Вы должны были понять, что…

– Давайте говорить о настоящем, – перебил виконт. – Вы моя жена. Я хочу жить с вами. Я хочу от вас детей. Желание пронзило ее. Но она покачала головой:

– Я должна была открыться вам. Я знала все эти годы, что замужество для меня – невозможно. И знала, что мечтать мне запрещено. Я пыталась избавиться от вас, Рекс. Я снова и снова говорила вам “нет”.

Он побледнел, подбородок его отяжелел.

– Точно так же вы поступили с Коупли. Подходящее сравнение, Кэтрин.

– За исключением того, – проговорила она с горечью, – что в ту ночь, когда я сказала “нет”, вы ушли. Вы не взяли меня силой.

Он хрипло рассмеялся.

– Тогда давайте останемся здесь, – проговорила она с мольбой в голосе. – И будем надеяться, что нас никто никогда не найдет.

– Мы едем в Лондон, Кэтрин.

Кэтрин положила ладони на перила и уставилась на воду.

– Вы жестоки, – прошептала она.

– А вы малодушны.

– Малодушна? – Она резко повернулась к нему, глаза ее сверкали. – Нет, Рекс, просто я знаю правила игры. Я их нарушила – отказавшись выйти за него, согласившись выйти за вас. Но я знаю, что никогда не смогу вернуться в Лондон.

– Но вы туда поедете. Завтра утром. – Виконт повернулся и, не оглядываясь, направился к дому.

Кэтрин, однако, не поспешила за ним. Она стояла на мосту, пытаясь преодолеть слабость, тошноту и страх. Не следовало выходить за него замуж. Нужно было оставаться твердой, даже несмотря на всеобщее осуждение. Она должна была вынести все, как в первый раз. Почему, когда взрослеешь, мужественные поступки становится совершать все труднее? Может, потому, что с возрастом лучше узнаешь жизнь? Она отказалась стать женой сэра Ховарда… Но если бы знала, что ее ждет впереди, то неужели и тогда отказалась бы?

Рексу она не отказала – возможно, потому, что на сей раз знала, что ее ждет. Она утратила мужество и не смогла сделать то, что обязана была сделать.

Он назвал ее малодушной. Потому что она не хочет возвращаться в Лондон. Но для того чтобы знать, что ждет ее там, вовсе не нужна мудрость, приходящая с годами. Понимает ли он это? Понимает ли?

Она не может поехать. Кэтрин закрыла глаза и прижалась лбом к балюстраде. Не может.

Но ее лишили выбора – опять. Лишили всякого выбора. Она вышла за него замуж три недели назад. И поклялась подчиняться ему. Он только что сказал, что они едут в Лондон. Выбора у нее нет.

Ах, Боже милостивый, они едут в Лондон!

Он вовсе не был уверен, что поступает правильно. И понимал, что скорее всего обрекает свою жену на унижения и оскорбления, от которых она, возможно, никогда не оправится. И еще он прекрасно понимал, что может разрушить этим свой брак. Возможно – даже очень возможно, – что после этого она возненавидит его.

Но в одном виконт был уверен. Он был уверен, что поступает единственно возможным образом Она его жена. Если бы он разрешил, она нашла бы себе новый коттедж. Но этого он не разрешит. Никогда. Дома тоже нельзя скрываться. Рано или поздно станет известна вся правда. В любом случае он не позволит жене провести здесь всю жизнь – точно в западне. В конце концов у них могут появиться дети, которых надо будет вывозить в свет, – дети, которым придется иметь дело с прошлым их матери.

Поэтому он предпочитает покончить с этим раз и навсегда.

Он посмотрел из окна кареты на уже четко различимые лондонские окраины. Скоро они прибудут в Роули-Хаус – он послал гонца предупредить, чтобы дом отперли и все приготовили. Так что обратного пути нет.