Для голландцев и бельгийцев Корнелис Килиан стал тем же, кем Владимир Даль с его толковым словарем для русского языка. И этот великий человек всю жизнь проработал в Officina Plantiniana. Причем не на самых лучших условиях. Само собой подразумевалась готовность к работе в любое время дня и ночи, лишь в 1570-х годах его годовой заработок вырос с 48 до 72 гульденов – квалифицированный подмастерье получал в два раза больше.

Титульный лист Etymologicum teutonicoe linguae – первого в мире голландского толкового словаря, с которого начался единый голландский язык

Впрочем, Килиан жил там же в «Золотом компасе», расходов на жилье у него не было. Сам он был убежден, что жалованье справедливое и условия труда хорошие. Полностью погруженный в работу, он оставался холостяком до 50 лет. Похоже, единственное, чего он хотел, – чтобы ему дали возможность заниматься лингвистикой. И тут Плантен действительно предоставил ему все, что нужно, даже за свой счет нанимал помощников.

Антверпен находился на границе Фландрии и Брабанта, там говорили на смешанном фламадско-брабантском наречии. Килиан разработал для этого диалекта правописание, систематизировал грамматику, описал этимологию слов – и получился голландский язык. Когда из-за политических событий в северные провинции устремились тысячи мигрантов, они несли с собой не только капиталы, но и язык. Со временем он стал официальным языком делопроизводства во всех провинциях, поднявшись над локальными диалектами. А еще Плантен множество раз переиздавал голландскую Библию, так что через пару десятилетий она была уже в каждом протестантском доме. Для распространения единого литературного языка она имела то же значение, что Библия короля Якова для английского или Библия Лютера для немецкого. Ведь Библия – это книга, по которой учились читать. Без Килиана и Плантена неизвестно, на чем говорили бы сегодня голландцы.

* * *

«Что касается меня, то я всегда считал, что образование молодежи и все, что с ним связано, как, например, написание и печатание книг, имеет для правителя большее значение, чем деньги или что бы то ни было»[111], – в письмах к де Сайясу Плантен развивает мысль об обучении грамоте детей из бедных семей за государственный счет, для чего предлагает издать учебник. Можно ли считать эту идею предвестницей концепции всеобщего школьного образования? Король интереса не проявил, тогда издатель попытался заинтересовать наследника престола: учебник будет способствовать не только распространению грамотности и знаний, но также и воспитанию у детей лояльности к власти, конкретно к их будущему правителю. Плантен старался объяснить Габсбургам, что источником образования для подданных должно быть государство, а не церковь. И что образованные и богатые подданные максимально заинтересованы в политической стабильности, ведь любые потрясения плохо сказываются на экономическом климате.

Когда не удалось ничего добиться от королевского двора, Плантен попробовал убедить школьную гильдию Антверпена, в зажигательной речи перечислив свои аргументы, почему всеобщее школьное образование на едином языке так важно для экономического процветания и политического мира в городе. Однако и здесь потерпел поражение.

Не то чтобы Антверпен был крупным образовательным центром, жители постоянно жаловались на нехватку латинских школ и требовали от властей открывать новые. Школы появлялись одна за другой, но своим интеллекуальным подъемом город был обязан скорее статусу торговой метрополии, куда стекаются товары и информация со всей Европы, и где образованные люди всегда найдут, чем заработать на жизнь, свободное время посвящая интеллектуальным занятиям.

С началом Контрреформации многие гуманисты вынуждены были покинуть Нидерланды, но Антверпен, даже когда они разъехались, остался центром гуманизма – не из-за присутствия самих гуманистов, а из-за книгопечатания, через которое распространялось их учение.

А центром гуманизма в самом Антверпене, без сомнения, являлся «Золотой компас». Похоже, все, кто в этом городе имел дело с наукой и образованием, были там частыми гостями, многие ученые из других городов и стран жили в этом доме какое-то время. Не имея образования и эрудиции Мануция, Плантен сумел окружить себя лучшими умами своей эпохи. Подобно тому, как Альд Мануций был печатником гуманистов в первой трети XVI века, он стал типографом гуманизма второй половины этого столетия. А типография превратилась в культурный центр международного значения, причем роль ее руководителя отнюдь не оставалась пассивной – Плантен оказался одним из тех, кто определял культурную жизнь Европы того периода.

Обширная международная корреспонденция Плантена впечатляет. Он общался со многими выдающимися умами Европы, причем не только по поводу публикаций их трудов, но и просто обмениваясь мыслями. А «Золотой компас» был чем-то вроде почтовой службы для ученых и гуманистов, особенно когда они хотели устроить дискуссию. Совершая частные и деловые поездки, его основатель всегда вез с собой сотни писем из всевозможных мест, адресованных множеству людей в той стране, куда он ехал, и на обратном пути также вез огромное количество писем. Его типография стала центром, куда стекались все знания, чтобы потом в форме печатной книги – на самом прогрессивном носителе информации – разлететься по миру. Для научно-гуманистического сообщества Европы она выполняла ту же функцию, которую сегодня выполняют интернет и социальные сети.