Егор сунул ожерелье в карман и огляделся, пытаясь понять, где он сейчас находится. Карты местности не было, посеял где-то, пока бежал. Но это ничего – по звездам можно определить направление.

Егор поднял голову, повернулся.

И внезапно его ноги провалились.

– Черт… – он был уже по пояс в болоте. Протянул руки, но руки ухватили пустоту. – Главное, не дергаться, да?

Но не дергаться он не мог. Потянулся – и вмиг почувствовал, как сдавило грудь. Болотная жижа холодила шею.

Паника охватила Егора, но он все еще верил, что спасется. Поверить в собственную смерть было невозможно! Тем более теперь, когда он сумел отхватить кусок добычи.

Егор откинул голову назад, попытался вытолкнуть себя, но вместо этого почувствовал, что уходит еще глубже.

Он заметался, задергался, закричал. Холодная жижа попала в рот. Он закашлялся, потом заставил себя задержать дыхание.

Он погружался все глубже, глубже – зажмурившись, не дыша.

Предпоследней его мыслью была та, что тела хорошо сохраняются в болоте. Егор уже не мог не дышать – кислорода в легких почти не осталось.

Жизни ему осталось – на один вдох.

И он вздохнул, пуская болото внутрь в себя. И уже в самую последнюю-распоследнюю секунду вспомнил о ночи на Ищеевом озере, о ночи на Ивана Купалу. Они гадали – вместе с Варькой, Никитоном, Викой…

Венок Никиты потонул, точно.

Значит, и Никите тоже не жить…

* * *

– Нет! – прошептала Вика и кинулась к нему, к Никите. – Никита, ты что? Никита!..

Но он ничего не ответил.

Из маленькой дырочки в груди, пузырясь, толчками вытекала кровь. Вика зажала ладонями рану на его груди.

Потом беспомощно оглянулась – громила Николай, матерясь, отряхивался неподалеку:

– Сбежал… Вот ворюга!

– Ладно, Коля, не переживай, тут и без этого ожерелья добра хватает, – ласково отозвался Мирон. – Петр Кириллович, как вы там?

– Я думаю, все. Мы закончили.

– Ну, раз закончили, значит, пора сворачиваться. Шнеллер, шнеллер, ребятки, поторапливайтесь! Надоели мне здешние места…

Никто не обращал внимания на Вику.

– Мирон! – закричала она. – Пожалуйста… Нужен доктор, хирург!

– А я при чем? – слегка обиделся тот. – Ваш Тристан, милочка, сам виноват! Вот и схлопотал случайную пулю… Такая судьба, значит. – И добавил назидательно: – А вам к супругу надо, к супругу. Нечего по лесам с кем ни попадя бегать…

Они все очень быстро погрузились обратно в машины, захватив из кургана то, что представляло особую ценность.

– Пожалуйста! – закричала Вика, зажимая пальцами рану на груди Никиты. Слезы текли у нее из глаз и смешивались на щеках с каплями дождя.

Мирон пожал плечами и сел в машину. Еще несколько минут – и процессия сдвинулась с места.

Окаменев, Вика смотрела ей вслед. Постепенно затих гул моторов, исчезли яркие огни. Она осталась одна, в лесу, рядом с раненым Никитой.

– Никита, миленький… Не умирай! – Она все еще зажимала пальцами рану на его груди. «Нет, надо что-то делать…» Вика закусила губу и привычным движением провела ладонью над Никитой.

Темно-багровая мешанина с синими прожилками. Синих прожилок все больше, больше, холодным огнем они заполняют грудь Никиты, сливаются вместе, превращаются в сизо-лиловый, затем – черный цвет, и этот черный цвет обволакивает сердце ледяным коконом. Пули не было – она, вероятно, прошла навылет…

Черный.

Смерть. Совсем близко.

Вика вдруг поняла, что Никиту не спас бы даже хирург. Даже самый лучший хирург. Ее дар сыграл над ней злую шутку – она отчетливо осознала, что Никита сейчас умрет. И все. Ее дар больше ни на что не годится… Она, Вика, может видеть, предсказывать, но ничего не может изменить, если смерть слишком близко.

Из-за рваных туч выплыла луна. Дождь почти прекратился.

«Как я люблю тебя… – горестно подумала она, глядя на белое, неподвижно-спокойное лицо Никиты. – Как я была счастлива с тобой!»

Она почему-то уже не могла представить свою жизнь без этого человека.

– Нет… – в ужасе произнесла она. – Нет!

Ей уже нечего было терять. Она положила ладони ему на грудь, и, подняв лицо к луне, всем своим существом потребовала – живи.

Живи. Живи. Живи.

От волнения Вику трясло, мышцы свело судорогой.

Живи.

Она водила ладонью над его пробитой грудью и пыталась соединить то, что было разорвано. Превратить черное – в красное. Смерть – в жизнь.

Живи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Она вложила в этот приказ столько сил, что на миг потеряла сознание.

Очнулась, лежа на земле, рядом с Никитой. Он, все такой же бледный и неподвижный, едва дышал.

И тогда Вика решила, что ее дар на такие подвиги, как исцеление умирающих, не способен. Надо попробовать что-то другое… А вдруг! А вдруг она ошибается, и Никиту еще можно спасти, вовремя доставив в операционную!

– Никита, миленький, я сейчас…

Вика вскочила и побежала изо всех сил. Если сбегать в деревню, найти какой-нибудь транспорт, а потом отвезти Никиту в город…

Она бежала словно сумасшедшая, скользя и падая время от времени. Дорога была перепахана колесами Миронова транспорта.

Быстро начинался рассвет, словно играя в наперегонки с Викой…

Когда совсем рассвело, она оказалась возле конюшен.

Перелезла через ограду:

– Гасан! Гасан, ты где? Гасан!

Низенькое и длинное здание конефермы терялось в утреннем тумане. Она, Вика, выглядела чудовищно – в грязи с головы до ног, оцарапанная ветвями деревьев, в рваном платье.

Где-то неподалеку раздалось лошадиное ржание. Лошади! На лошади можно вывезти Никиту из леса…

Белая лошадь вышла из тумана, словно привидение, испуганно всхрапнула. За ней проступили силуэты других лошадей. Их было много, очень много… Но Вике была нужна только одна, самая смирная.

– Рогнеда! – с нежностью произнесла Вика. – Рогнеда, иди сюда, миленькая…

Лошадь испуганно переступила копытами. Потом попятилась.

– Рогнеда, трусиха! – рассердилась Вика. – Иди сюда, я сказала…

Вика беспомощно оглянулась, все еще надеясь найти Гасана, и в этот момент услышала какой-то звук. Звук приближающегося автомобиля.

Вика выбежала на дорогу. Туман постепенно рассеивался.

По дороге ехал автомобиль. Знакомый. Очень знакомый!