– Почтенный Сог-Рот, ты – единственный, кто может мне помочь. Мы с Акундом попали в беду. Чтобы спасти его, мне нужно укрыться до утра. Разреши провести это время у тебя, здесь, – подстраиваясь под манеру Часовщика изъясняться, сказал Глеб.

И вновь в огромных белесых глазах Сог-Рота промелькнули изумление и страх.

– Что ж, Глеб Погодин, будь моим гостем, – тщательно подбирая слова, произнес он. – Время позднее, и я не могу угостить тебя, как подобает. Не очернит ли твое сердце обида на недостойного хозяина этого скромного жилища, если я предложу лишь сыр, черствый хлеб и вареные зерна риса?

– Не очернит, – ответил Глеб.

– У нас, Наррхов, принято всегда платить за услуги – и свои, и чужие, – расставляя тарелки, вполголоса сказал Сог-Рот и бросил на Глеба быстрый, оценивающий взгляд.

Погодин хотел было ответить: «У меня есть деньги», но в последний момент прикусил язык.

«С этими ушастыми выжигами нужно быть осторожным», – подумал он.

Постаравшись принять как можно более беспечный вид, Глеб спросил:

– И что будет угодно почтенному Сог-Роту принять в качестве платы?

– Сведения! Расскажи мне, что случилось с почтенным Акундом, – торопливо ответил карлик. – Где он? Жив ли?

– Жив, – кивнул Глеб и принялся за полуночную трапезу.

Некоторое время он молчал, но не потому, что рот его был занят, – Погодин обдумывал, под каким соусом подать хитрому Часовщику информацию. За это время он умял пресный рис, сжевал сыр и теперь уже безо всякого аппетита доедал хлеб, запивая его жидковатым чаем. Сог-Рот терпеливо ждал. Светящиеся цифры на табло электронных часов показывали «01–19».

Глеб покончил с поздним ужином и безо всякого притворства зевнул – спать хотелось неимоверно.

– Акунда захватили какие-то злые… люди. Они требуют выкуп, – глядя прямо в глаза Часовщику, сообщил Погодин. – Меня отпустили, чтобы этот выкуп… собрать. Отпустили – и приделали хвост. Ты понимаешь, о чем я, почтенный?

– Вполне.

– В вашем Коричневом доме я могу чувствовать себя в безопасности?

– О, конечно, почтеннейший Глеб Погодин! – часто закивал Сог-Рот. – Мы отобьем любое нападение, и это знают все. Даже обезумевшие оборотни не сунутся в Коричневый дом!

Облизнув неожиданно черным языком тонкие губы, карлик принялся убирать со стола и как бы между прочим спросил:

– Велика ли сумма выкупа? Быть может, я смогу чем-то помочь?

– Сумма велика, но я сам справлюсь, – отрезал Глеб.

От него не укрылся быстрый взгляд Часовщика, брошенный на его сумку.

«Что я делаю? Этот коротышка зарежет меня, сожжет тело в тигле (или как там называется эта печка?) – и заберет смарагд. Н-да, вместо спокойного ночлега я, кажется, заработал на свою голову очередную проблему», – со злостью на себя подумал Погодин.

– Прошу, почтенный, проходи вот сюда, к лежанке, – кланяясь, бормотал Сог-Рот, приглашая Глеба в соседнюю комнату.

Вся она была разгорожена занавесами на крохотные клетушки. Та, что предназначалась Глебу, находилась у самого входа. Он увидел короткий топчан, покрытый колючим шерстяным покрывалом. Сразу захотелось лечь, закрыть глаза…

– Мирной ночи и удачного путешествия в страну грез. – Приторно улыбаясь, Сог-Рот еще раз поклонился и исчез за занавесом.

«Упырь носатый! – Глеб устроился на скрипучей лежанке. – Небось за ножом побежал. Выждет с полчасика и полезет. Чем отмахиваться-то? Вот так поспал…»

Пристроив сумку под голову, Погодин сунул левую руку в карман, сжал смарагд и вытаращился в темноту, изо всех сил стараясь удержаться и не соскользнуть в сонную пропасть. Поначалу это удавалось неплохо, но постепенно пришли мягкие, спокойные мысли о том, что чему быть – того не миновать, о судьбе, которой нельзя избежать, о древних временах, когда не только люди, но и нелюди были фаталистами, живя в согласии с миром и собой.

А потом он увидел, как алое солнце село в свинцовые балтийские волны. Закатный пожар сжег облака, вызолотил сосны и камни на берегу. Волны накатывали на песок, с шипением таяли меж прядей водорослей, а на смену уже шли новые валы, увенчанные шапками ноздреватой пены. Кричали чайки, им вторили из зарослей вереска кулики.

Курносый мальчик в большеватом, с чужого плеча, кожухе поежился и тронул сидевшего рядом старика за рукав.

– Дед, а что солнышко ночью под морем делает?

– Бьется с чудищами. Не мешай.

Мальчик некоторое время посидел молча, но любопытство взяло верх, и он снова обратился к старику:

– А с какими чудищами?

– Тьфу на тебя, Алмар! Еще слово – прогоню. Коли пришел море слушать – молчком сиди.

– Да мы так уж во-о-она скока сидим, – недовольно протянул мальчик. – Сидим-сидим, а ничего не слышно…

– Тш-ш-ш! – Старик костлявой ладонью зажал мальчику рот, пригнул беловолосую голову к камням. – Идут. Речную воду прошли, весла убирают, паруса ставить будут. Два драккара. Ярл Гудмунд это, из свейской земли. Далеко ходил, за три волока, за двенадцать порогов, в полуденные земли. Большую добычу взял ярл. Низко сидят драккары. Хирдманы устали. Вороны над мачтами кружат. Быть беде…

Мальчику стало страшно. Он разжал узловатые пальцы старика и прошептал одними губами:

– Какой беде, деда?

– Тш-ш-ш! – Старик полыхнул суровым взглядом, указал на едва выступающую над водой темную полоску. – Рог-остров это. Там, в укромной бухте, снекки рица Улвиса хоронятся. Он – не свей, не дан и не германского корня. Говорят, на проклятом Руяне-острове рабыня из восходных земель родила Улвиса, а отцом его был лютичанский коб, что приносил требы в храме кровавого бога Перкуна. Давно сожжен храм, травой порос клятый Руян, но живо порождение его, риц Улвис Быстрая Погибель. Хитер Улвис. В дальние походы своих воинов-кметей не водит. Сидит на лебединой дороге, словно медведь на водопойной тропе, словно паук у сети, и добычу ждет. Бывают такие волки, что только собратьев своих едят. Волчьей смертью зовут их. Риц Улвис – из таких. Будет битва. Слышишь? Стронулись снекки, грудями вспенили волну. Бьют весла, хрипят гребцы. У Улвиса две сотни кметей и еще четыре десятка. Свеи в походе много своих потеряли, теперь у них едва семь десятков наберется. Не пройти Гудмунду Рог-остров. Будет битва.

Подавшись вперед, мальчик приложил ладошку к уху – и впрямь услышал, как бурлит вода у бортов узких, быстроходных снекк, как скрежещут вынимаемые из ножен мечи, как звенят тетивы луков и бьет в нетерпении кулак рица Улвиса по резному наносью передового судна.

– А теперь закрой глаза – и смотри душой, – щекоча ухо мальчика седой бородой, выдохнул старик и вложил ему в руку резной амулет из можжевелового корня.

Вмиг исчез берег, камни, сосны. Обратившись легкокрылой чайкой, понеслась душа мальчика над морскими просторами, уже наливающимися тяжелой ночной стынью, – вперед, туда, где путь двум низко сидящим в воде драккарам перерезала хищная стая быстрых снекк.