Похоже, обезболивающее становился популярным блюдом.

* * *

В конце концов я выбросил все из головы и сфокусировался на одном вопросе: почему Фрэнки Ди Марджио не заметили ни в одном тату-салоне возле дома или места ее работы?

Может, потому, что круг моих поисков был слишком узким. Используя телефон и интернет, я расширил его до нескольких миль, составил план, распечатал его, вышел на улицу и принялся обходить заведения, облюбованные людьми с пониженным болевым порогом.

Которые для продления жизни вдыхают запахи крови, электричества и медициского спирта.

* * *

Здесь превалировало угрюмое недоверие ко всем, у кого не тронуты кожные покровы. Некоторые ретировались, когда я объяснял, что Фрэнки стала жертвой убийцы. Но ни один не узнал ее или татуировку, которая была видна на фотографии из департамента автотранспорта.

Я спрашивал художников о качестве работы. Все с ходу отвечали, что такую, пользуясь трафаретами, может сделать любой.

Двое или трое владельцев заведений предположили, что девушка, скорее всего, посетила не один салон. Я воспринял это позитивно: чем больше салонов, тем больше шансов на успех. Но день поисков прошел впустую.

Вернувшись домой, я взялся за телефон.

* * *

Клара Ди Марджио:

– Вы что-то нашли!

– Продвижение есть, миссис Ди Марджио, – сказал я, чувствуя себя ничтожеством.

– Ох… – разочарованно выдохнула она.

– Можно мне задать вам еще несколько вопросов?

Протяжный вздох.

– Конечно.

– Деньги, которые вы с мужем давали Фрэнки на татуировки…

– Никогда, – перебила она. – Даже если б я согласилась – а я бы не согласилась, – ее отец пришел бы в ярость. Мы платили за жилье и коммунальные услуги, за ее телефон, пока у нее еще был телефон… Разве у нас хватило бы на эту дрянь? Я так не думаю.

– Есть какие-нибудь предположения, как она расплачивалась?

– Хотите сказать, что кто-то давал ей деньги? Может, тот самый человек, который… Боже мой, почему я об этом не подумала? Где она брала деньги на это?

– Давно она сделала последнее тату?

– Ну не знаю; погодите-ка, может, соображу… Пару месяцев назад она пришла с особенно отвратительной змеей вокруг шеи, такой примитивной… Мерзкой, уродливой. Билл вышел из себя и стал кричать, требовал, чтобы ответила, где берет деньги, чтобы ими сорить. Фрэнки развернулась и ушла.

Сдавленные рыдания.

– А я приготовила печенье с арахисовым маслом. Фрэнки его любила, когда была маленькой девочкой. Так оно и осталось нетронутым. Я его выбросила… Ох, сэр, все просто развалилось.

Помешанный на финансовом контроле фрик вполне мог лично наблюдать, как это делается.

Я распечатал карту улиц Лос-Анджелеса, карандашом обозначил эпицентр между гаражом, который арендовала Фрэнки Ди Марджио в Мар-Виста, и магазином «Чет-нечет» и провел от него лучи.

Обозначая места расположения уже посещенных салонов, я испытал немалое разочарование: необследованным остался только узкий, похожий на клинок сектор.

Но этот участок включал в себя целый кластер чернильных заведений на Фэрфакс-авеню или возле нее.

Четвертый салон, в котором я побывал в тот день, назывался «Тиграи арт» и находился меж двух эфиопских ресторанчиков; я ощутил прилив надежды, увидев, что в этом же здании помещается антикварная лавка под названием «Ноктюрна».

Помещение делилось на две части перегородкой высотой по пояс; к ней степлером были прикреплены куски черного бархата. Справа лежали кучи хлама, включая облезшие чучела птиц в дешевых клетках. Слева стояло старое парикмахерское кресло; в глаза бросился набор цирюльника – принадлежности из фарфора со сколами и окислившейся стали. Сверху свисал шнур с иглой зловещего вида вместо зубного бура.

Стены покрывали образцы рисунков и трафареты. Монстры, демоны, африканские животные, пришельцы из космоса – ничего общего с татуировкой Фрэнки Ди Марджио с фотографии из департамента.

Никаких посетителей ни справа, ни слева не наблюдалось. Владельцем оказался огромный чернокожий мужчина в красной майке-джерси, зеленых кожаных шортах и сапогах для верховой езды высотою до колена. Роспись на его теле выполнили в бледно-голубых тонах, пронизанных радужными разводами; она образовала на темной коже сплошной парчовый покров от макушки до кончиков пальцев на ногах. Создавалось впечатление, что смотришь на него сквозь кружево.

Мочки его ушей вытянулись и стали в три раза длиннее нормальных из-за шпилек и цепочек, а в перегородке носа красовались два кольца – у Бекки в «Чет-нечет» кольцо выглядело лучше. Над обеими бровями по лбу проходили дуги из крошечных бриллиантов, вживленных в плоть. Хозяин гостеприимно оскалился, показав остро заточенные верхние клыки.

Махнув рукой в сторону кресла, он потянулся к игле, но замер, увидев фотографию Фрэнки Ди Марджио, которую я достал из кармана.

– Хочешь вот такой отстой? Не делаю, приятель.

– Не соответствует твоим стандартам? – спросил я.

– Это пошлятина, брат.

– Не знаешь, кто…

– Не трать мое время. – Он отвернулся.

– Эту женщину убили.

Мужчина остановился. Звякнул металл.

– Ты – коп?

Я выбирал между правдой и ложью всего мгновение. Потом помахал своим бейджиком консультанта – совершенно бесполезным. По большей части люди не присматриваются к деталям. Он даже не потрудился взглянуть.

– Ладно. Я не знаю ее, приятель.

Шагнув вперед, я поднес снимок к его глазам.

– А знаешь, кто сделал?

Цепочка бриллиантов над одной бровью выгнулась. По потолку рассыпались миниатюрные фейерверки отблесков.

– Может быть.

– Может быть или точно?

– Ну да, – сдался он. – Это мой брат.

– Коллега?

– Нет, брат. Как Каин Авелю.

– Твой настоящий брат?

– Мамочка та же, папочки разные. Я научил его всему, он ушел на вольные хлеба и вот таким занимается!

– Значит, стал твоим конкурентом?

– Конкурентом? Я так не думаю. Это все равно что рисование пальцем сравнивать с Микеланджело.

Я взглянул на лавку старьевщика за перегородкой.

– Он тоже занимается антиквариатом?

– Хренью занимается, вот чем. – Он взял у меня снимок Фрэнки, рассмотрел, хмыкнул. – Да, он много такого дерьма сделал. Как вот эта уродливая змея. Видел когда-нибудь такого аспида? Больше похожа на жабу, страдающую анорексией. И это тоже.