дернула. – Говори, сволочь! Тебе больных людей доверили, а ты… Мог тревогу поднять!

– Не знаю я, – заныл охранник, – ничего не видел, ничего не слышал, сознание потерял. У меня, может, вообще производственная травма, мне больничный полагается!

– Моя бы воля, – Анна отпустила его, – я бы тебя в унитазе утопила, большего ты не заслуживаешь. Пошел вон!

Охранник не заставил себя упрашивать. Переваливаясь по-утиному, он поспешил на выход. Анна поняла, что в больнице ей тоже больше делать нечего.

У себя в машине она посидела немного, прикидывая обстановку.

Значит, Кукушкина похитили те двое злодеев, которым для чего-то нужен серебряный ларец. И вряд ли Иван Иванович сможет долго скрывать, где этот ларец в данный момент находится, все-таки он не партизан на допросе. То есть они поедут в библиотеку. Они уже там.

Осознав эту мысль, Анна выдернула из кармана мобильник и позвонила дяде Паше. В библиотеке был телефон, Анна помнила его номер с детства, когда еще бабушка там работала. Она долго слушала длинные гудки, потом взглянула на часы. Девять утра, куда он мог в такое время деться? Если спит, то ее звонки должны разбудить, Анна помнила, как громко трезвонит старый аппарат.

Она снова набрала номер. И вдруг трубку сняли.

– Дядя Паша! – закричала Анна. – Ты как?

Никто не ответил, только вдалеке слышались какие-то шумы, шорох, кряхтенье, вроде бы двигали мебель.

– Дядя Паша… – сказала Анна тише, – ты можешь говорить?

В ответ раздался треск, потом чавканье и тихое поскуливание, и Анна словно воочию увидела, как собака Нюра держит в зубах трубку. Только так можно объяснить это чавканье и скулеж. Ай да дядя Паша, научил Нюру отвечать по телефону!

– Нюра… – ласково сказала Анна. – Нюрочка, позови дядю Пашу!

Послышался тяжкий вздох, скулеж стал более громким и очень жалостным. Чувствовалось, что собаке плохо, что она не может ни рычать, ни лаять.

– Не плачь, Нюра, я скоро буду! – и Анна, более не колеблясь, тронула машину с места.

До Озерков она доехала быстро. Не стала подъезжать прямо к библиотеке, оставила машину на стоянке у озера. Летом там не протолкнуться от машин любителей экстремального купания, а сейчас, весной, места были. Осторожно посматривая по сторонам, Анна двинулась к библиотеке. Вот знакомый забор, рядом на обочине тоже не было никакой машины. Может, и нет там никого, а дядя Паша куда-нибудь ушел? Могут же быть у человека дела?

Открыв калитку так, чтобы она не скрипнула, Анна пошла по тропинке, огибающей дом. И там, за домом, на молодой, недавно появившейся травке, она увидела автобус с черной полосой на борту. Его поставили так, чтобы не было видно с улицы.

Одним прыжком Анна приблизилась к дому и стала красться таким образом, чтобы ее не могли увидеть из окон. Дом, где раньше была библиотека, был старым деревянным, окна большие и расположены довольно высоко. На первом этаже, как помнила Анна, раньше располагался абонемент, в большой комнате стояли стеллажи с книгами и шкаф с картотекой. Была еще комната, которую библиотекари называли особый фондом. Там хранились более ценные редкие книги, к которым не было свободного доступа. Бабушка выдавала эти книги только проверенным читателям. На окнах особого фонда были решетки, и дверь крепкая, дубовая, с замком. Была еще одна комната, которую дядя Паша приспособил под жилую. Анна взобралась на завалинку и заглянула в первое окно. Это и был особый фонд. Она увидела, что в углу, на старом матрасе, лежит, скорчившись, дядя Паша. В первый момент ей показалось, что он неподвижен, потом она разглядела, что дядя Паша дышит, просто спит. Что ж, это радует. В другом углу темным пятном распласталась Нюра, рядом валялся телефонный аппарат.

Увидев тень в окне, собака подняла голову и сделала попытку подняться. Ей это не удалось, лапы разъезжались, голова клонилась. Нюра снова улеглась и виновато заскулила.

«Что они сделали с собакой?» – испугалась Анна и тут сообразила, что бояться следует за Кукушкина.

– Тише, Нюра, тише. – Анна поднесла палец к губам. – Я скоро приду.

Прямо по завалинке она перешла к следующему окну. Это была жилая комната. И там, в старом кресле с торчащим кое-где из обивки конским волосом, сидел привязанный Иван Иванович Кукушкин. Глаза его были закрыты, лицо бледное. Анна испугалась было, но потом сообразила, что если бы Кукушкин был мертв, его бы не связали.

Она оглядела окно. Оно было старое, никакой не стеклопакет, две обычные рамы, покрытые облупившейся краской, наверху – форточка. Эта самая форточка была закрыта, но Анна помнила, что шпингалет на ней был плохой, он все время открывался, и бабушка жаловалась зимой, что дует из форточки неимоверно.

Она легонько нажала на стекло. Так и есть, форточка открылась. Протянуть через нее руку и повернуть шпингалет окна было нетрудно. Анна перелетела через подоконник и устремилась к Кукушкину.

– Иван Иванович! – она похлопала его по щеке. – Очнитесь!

– Это вы, Аня? – он открыл глаза. – Да я и не сплю. Просто все как в тумане. Вот слежу, жизнь свою вспоминаю…

– Нашли время! – недовольно заворчала Анна, пытаясь развязать тугие узлы.

Узлы не поддавались, тогда Анна бросилась к буфету в поисках ножа или чего-нибудь острого. Она отвлеклась на эти поиски и не смотрела на дверь.

– Аня! – крикнул Иван Иванович, но было уже поздно.

Кто-то навалился на нее сзади, обхватив руками, Анна наугад пнула назад каблуком туфли, этот, сзади, охнул, Анна пыталась высвободить руки, но тот держал крепко. В процессе борьбы они перемещались вдоль буфета, и Анне под руку попала кастрюля.

Кастрюлю эту принесла вчера соседка Зоя Петровна. В кастрюле был борщ, и соседка взяла с дяди Паши слово, что вечером он обязательно уберет эту кастрюлю в холодильник. Но вчера приезжала Анна с вином, и дядя Паша напился красненького, а колбасу для закуски съела Нюра. Дядя Паша так расстроился, что про борщ совсем забыл. Как уже говорилось, он очень плохо спал минувшей ночью, а на рассвете, когда все же задремал, в дом вломились какие-то двое и усыпили его посредством гипноза. Особенно усердствовал главный. Он пытался то же самое проделать и с Нюрой, но собака хуже поддавалась гипнозу, и получилось только наполовину – она все слышала, но встать не могла.

Анна схватила кастрюлю и со всей силы ударила ей в то место, где была голова нападавшего. Попала, да еще и борщ вылился. В кухне тотчас запахло помойкой – было тепло, и борщ прокис. Сзади послышался отчаянный мат, и руки, державшие Анну, ослабли. Она тотчас крутанулась на месте,