Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими словами Комаровский снова заклеил рот Кукушкина и продолжил прерванную церемонию.
Он пропел звучную латинскую фразу – и его подручный неловко повторил ее, заглянув в бумажку.
Анна убедилась, что оба похитителя заняты ритуалом, и снова попыталась освободиться. Руки ее были крепко связаны, но ноги могли немного двигаться, и она, отталкиваясь от пола, сдвинулась вместе с креслом ближе к окну. Там, на подоконнике, она заметила некий предмет, который мог ей пригодиться…
Тем временем ритуал подходил к своей кульминации.
Комаровский склонился над ларцом, поколдовал над стрелками часов, повернул крошечный ключик. Из ларца донеслась знакомая Анне красивая мелодия, из окошечка под часами появились фигурки. Несмотря на драматизм ситуации и собственную беспомощность, Анна как зачарованная следила за происходящим. При этом, правда, она понемногу отъезжала вместе с креслом к окну.
Наконец крышка ларца распахнулась. Комаровский не смог сдержать победный возглас и с торжествующим видом извлек из ларца замшевый мешочек.
Анна как раз добралась до окна и сумела так развернуть кресло, чтобы ее пальцы дотянулись до подоконника.
Точнее, до осколка стекла, который лежал на этом подоконнике.
Ее запястья были туго прикручены к подлокотникам кресла, но пальцы могли шевелиться, и она сумела сжать осколок. Теперь нужно было постараться перепилить им веревку…
Тем временем Комаровский развязал мешочек и высыпал на ладонь немного серо-сиреневого порошка. По комнате поплыл удивительно знакомый запах. Анне, правда, было не до запахов – она пилила осколком стекла веревку. В какой-то момент осколок едва не упал на пол, она чудом удержала его, при этом порезала пальцы. От неожиданной боли она негромко вскрикнула. На ее счастье, Комаровский и его помощник были слишком увлечены магической церемонией и не обратили на этот возглас внимания. Было очень больно, но Анна не сдалась, она продолжила перепиливать волокно за волокном.
Комаровский произнес какую-то латинскую фразу и осыпал свою одежду и волосы порошком. Запах стал еще сильнее, и тут Анна вспомнила, что это за запах и почему он показался ей таким знакомым. Так пахли саше с лавандой, которые часто кладут в шкафы с одеждой.
А Комаровский продолжал церемонию.
Осыпав себя ароматным порошком, он поднялся на возвышение и лег в открытый гроб. Его подручный поднял один из подсвечников, поднес его к гробу и зажег край одежды Комаровского.
Должно быть, балахон был синтетический, во всяком случае, он вспыхнул, как будто был пропитан горючей жидкостью.
Какую-то долю секунды в комнате царила тишина, нарушаемая только негромким гудением пламени, но вдруг раздался дикий крик, полный ужаса и боли, и Комаровский в охваченном огнем балахоне поднялся из гроба. Он размахивал руками, пытаясь сбить пламя, и кричал нечеловеческим голосом. Это было страшное и фантастическое зрелище.
В это самое мгновение Анна наконец перепилила веревку, освободила правую руку и принялась перепиливать веревки на левой.
Комаровский, в охваченном огнем балахоне, не переставая кричать, выбрался из гроба, свалился с возвышения, с трудом поднялся на ноги и заметался по комнате. Он налетал на стены, на шкафы – и тут и там вспыхивало пламя. По полу побежала огненная змея – загорелись старые газеты и книжные страницы. Подручный Комаровского, вместо того чтобы сбить пламя с шефа, сбросил свой балахон и выбежал из комнаты.
– Сгорим к чертовой матери совсем!
Анна еще раз полоснула стеклом по веревке, и наконец ее усилия увенчались успехом. Пока она прыгала в кресле, веревки на ногах слегка ослабли, так что сейчас она сумела быстро их снять. И первым делом бросилась к катающейся по полу фигуре Комаровского.
Балахон на нем вовсю горел. От него шел черный дым и пахло горелой плотью. Анна заметалась в поисках воды, но поняла, что пока будет таскать ее из кухни, может быть поздно. Собственно, самого Комаровского ей было не жаль, пускай бы сгорел в уголья, но в комнате было полно едкого дыма, как бы Кукушкин не задохнулся.
Анна сорвала с окна пыльную занавеску вместе с карнизом и набросила ее на тело Комаровского. Огонь она сбила, теперь нужно было потушить какую-то ветошь и щепки в углу. И кажется, занялся уже старый стеллаж. Ругнув про себя дядю Пашу за то, что не соблюдает пожарную безопасность – видано ли дело, в деревянном доме кучей навалены какие-то тряпки и картонные коробки, – Анна смоталась на кухню за водой и выплеснула ее в угол. Дым пошел в коридор, и из-за двери особого фонда послышался вой Нюры. Анна отодвинула тяжелый засов на двери, и мимо нее пронеслось что-то огромное и мохнатое.
Анна кинулась обратно в зал абонемента и подбежала к Кукушкину, который заходился в своем кресле резким сухим кашлем. Некогда было его развязывать, и Анна вытолкала кресло в коридор, а потом в помещение особого фонда. В ящике кухонного стола нашелся хлебный нож, и Анна тут же пожалела, что не попался он ей под руку раньше, когда они боролись с «таксистом». Не дрогнула бы у нее рука, запросто бы пырнула его ножом! А теперь он сбежал, и неизвестно, что может еще натворить. А на нем наверняка много криминала и, по крайней мере, одно убийство висит – того человека, которого он убил в больнице, приняв его за Кукушкина.
– Иван Иванович! – Она торопилась разрезать веревки на руках Кукушкина. – Вы как?
– Ох, – он глубоко вздохнул, хрипя и кашляя, – воды дайте!
Анна налила воды прямо из-под крана. Кукушкин хлебнул жадно, едва не захлебнувшись, потом снова сильно закашлялся, вода потекла за воротник.
– Ничего… – прохрипел он, потирая левую сторону груди, – отдышусь, приду в себя, вы его проверьте! – он слабо махнул рукой в сторону дяди Паши.
Анна опустилась на старый матрас и потрясла старика за плечи. Тот всхрапнул уютно и перевернулся на спину.
– Дядя Паша! – Анна потрясла сильнее. – Очнись!
– А? Что? – дядя Паша открыл мутные со сна глаза. – Чего тебе, Анюта? Что случилось?
– Просыпайся, дядя Паша, – пробормотала Анна, – не время сейчас спать…
Она помогла ему сесть.
– А где это я? – Дядя Паша удивленно завертел головой. – Почему на полу-то?
– А это ты нам скажи. – Анна решила пока помалкивать.
– А чем это так воняет? – Дядя Паша потянул носом и сморщился. – Борщ, что ли, сбежал?
– Да твой борщ давно протух! – рассердилась Анна. – Говори, что тут было ночью!
– Да я спал… – дядя Паша потер лоб, припоминая минувшие события, – а потом Нюра залаяла, слышу –