Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже античная традиция усматривала тесную связь между явлениями внешнеполитического кризиса и факторами обострения внутриполисных противоречий. Особенно это характерно для Афин, где в 30-е гг. V в. до н. э. активизировалась деятельность оппозиции против Перикла (Diod., XII, 39, 1 sq.; Plut. Per., 32, 1-5; Aristod., 16, 1 sq.; Aristoph. Pax, 603—605 со схолиями [= Philoch, F 121]; Athen, XIII, 589 e; Diog. Laert, II, 5, 19).
Относительно трактовки причин возникновения Пелопоннесской войны в античной традиции можно выделить две версии. Первая из них принадлежит Фукидиду, вторая в наиболее концентрированном виде представлена у Диодора и Плутарха. Диодор (Diod., XII, 38, 2—39, 3 [= Ephor., F 196]), опираясь главным образом на Эфора и, возможно, Тимея, представляет Перикла как главного ее виновника. Насколько можно судить по данным Аристофана (Aristoph. Acharn, 530-539) и Плутарха (Plut. Per., 30, 2, 4; 31, 1; 32, 6), эта версия в основе своей восходит к мнению V в. до н. э, распространенному в кругах, враждебных Периклу. Несомненно, целый ряд деталей этой традиции имеет анекдотический характер (Diod., XII, 38, 3; Plut. Alc., 7; Moral, 186 e; Aristod., 16, 4), но, рассматривая ее в целом, следует отметить в ней и некоторый рациональный смысл. По Диодору (Diod., XII, 38, 4), «Перикл, зная, что в военное время народ прославляет благородных мужей в силу необходимости, а в мирное время на них клевещет вследствие зависти и праздного образа жизни, решил, что самое подходящее для него — вовлечь народ в большую войну, чтобы демос, имея нужду в доблести и руководстве Перикла, не соглашался с обвинениями против него и не располагал ни досугом, ни временем требовать от него тщательного отчета». В этом замечании Диодора удачно подмечена психология афинских граждан и политическая острота момента.
В 40-е и 30-е гг. V в. до н. э. в Афинах наблюдалось обострение внутриполитической борьбы[269]. В конце 40-х гг. V в. до н. э. Периклу пришлось столкнуться с оппозицией, представлявшей собой организованное олигархическое движение, возглавляемое Фукидидом, сыном Мелесия, зятем Кимона, создавшим тайную политическую гетерию (Plut. Per., 11; Arist. Ath. Pol., 28, 2). Именно сторонники Фукидида требовали от Перикла тщательного отчета об истраченных средствах (Plut. Per., 14). Однако Периклу удалось выйти победителем из этой борьбы, и Фукидид, сын Мелесия, был подвергнут остракизму и отправлен в изгнание в 443 г. до н. э. (Plut. Per., 14, 3; 16, 3; Schol. Aristoph. Vesp., 947; Vit. Anon. Thuc., 7; ср.: IG2, I, № 911-912 = Tod2, № 45 = SEG, X, № 390).
Новый этап обострения внутриполитической борьбы наметился в конце 30-х гг. V в. до н. э. В это время оппозиция Периклу была более сложной по своему составу. В ней можно выделить экстремистов, представителем которых был Клеон, консерваторов, возглавляемых Никием, и олигархов, чьим вождем после 433 г. до н. э. стал вернувшийся из изгнания Фукидид. Враги Перикла были недовольны тем, что он в течение десяти лет почти единолично правил Афинами (Thuc., II, 65, 9; Plut. Per., 15). Сознавая очень высокий авторитет Перикла в государстве, они начали травлю его ближайших друзей и сподвижников; пострадали прежде всего Аспазия, Анаксагор и Фидий. Об этом и рассказывает отчасти Диодор (Diod., XII, 39, 1 sq.) и более подробно Плутарх (Plut. Per., 31 sq.). Понимая всю сложность внутриполитической обстановки, Перикл надеялся внешнеполитической активностью пресечь внутренние склоки и недовольство. Поэтому он настойчиво призывал афинских граждан к войне со Спартой (Thuc., I, 140—144).
Вместе с тем Диодор, излагая причины Пелопоннесской войны, объединил упомянутую выше традицию с сообщением Фукидида, правда, значительно сократив его повествование. Согласно Фукидиду (Thuc., I, 23, 5; 88), истинная причина нарушения Тридцатилетнего мира и начала войны, хотя на словах наиболее скрытая, состояла в том, что усиление афинян стало внушать опасение лакедемонянам и вынудило их начать военные действия. Касаясь причин войны, о которых говорилось открыто, Фукидид подробно излагает события, связанные с Эпидамном и Потидеей (Thuc., I, 24—66). Хотя Мегарскую псефизму он прямо не называет в качестве третьего повода к войне, тем не менее подчеркивает, что лакедемоняне настойчиво требовали от афинян отмены постановления о мегарянах (Thuc., I, 139, 1). Характеризуя отношение Спарты и Афин к войне, Фукидид отмечает попытки спартанцев урегулировать конфликт, хотя у них были как претензии к Афинам, так и желание воспользоваться их затруднениями (Thuc., I, 40, 5 sq.; 41, 1—3). Однако, когда все большее число союзников стало жаловаться на афинян, они созвали Народное собрание, пригласив на него представителей союзных городов, и большинством голосов приняли решение о нарушении афинянами Тридцатилетнего мира (Thuc., I, 67 sq.). Афиняне же хотя сначала формально и старались соблюдать условия мира, тем не менее не хотели упускать удобного случая, когда Коркира обратилась к ним за помощью. После того как отношения афинян со Спартой особенно обострились, и война уже казалась неизбежной, афиняне созвали Народное собрание, на котором Перикл убедил граждан не подчиняться лакедемонянам и не бояться войны (Thuc., I, 127, 3; 140-144).
Диодор относительно подробно рассказывает о коркирских событиях (Diod., XII, 30—33), о Потидее (Diod., XII, 34; 37). Как и Фукидид, он придает особое значение требованию лакедемонян об отмене Мегарской псефизмы (Diod., XII, 39, 4). Подобно Фукидиду, Диодор говорит о неизбежности войны между ведущими полисами (Diod., XII, 41, 1). Наконец, Диодор с некоторыми сокращениями пересказывает две речи Перикла, объединив их в одну, сообщая о том, что Перикл убеждал афинян не подчиняться лакедемонянам и характеризовал финансовые средства и военные силы Афин (Diod., XII, 39, 5—40, 5).
Таким образом, можно сделать вывод, что сообщения Фукидида и Диодора, равно как и сведения других источников, взаимно дополняют друг друга, дают зримую картину начала Пелопоннесской войны