– ничего в ней нет, нет… – повторял Семен по дороге на вокзал. – Тихая, бледная, прошла бы мимо – ты бы не оглянулся, Сема. Всего лишь одна из тысячной толпы других ничем не примечательных женщин. Ну так ведь?» – с отчаянием спросил он себя, и тут же ответил: нет, не так.

Семен вдруг остановился на полпути: а если с ней что-нибудь случится? Если она не сможет пережить предательство этого кретина Рубанова? Возьмет, да что-нибудь учинит над собой? Семен так испугался за нее, что страх за любимую женщину перевесил все доводы разума. Он развернулся и бросился назад. Вбежав во двор, он увидел выходившую из подъезда Ксению. По ее виду было понятно, что она не в себе – платок сбился, глаза потерянные.

Он всюду следовал за ней, видел, как она кружит по парку, и видел, как она оставила на скамейке какую-то книгу. Как только Ксения ушла, Семен подошел к лавочке и взял книгу.

Из парка он забрел в ближайшую пивную, и заказав пару кружечек пива, раскрыл томик стихов. Это были удивительные стихи, ничего подобного он раньше не читал. Чеботарев почесал голову, разволновался – ну дела… А от стихотворения «Заблудившийся трамвай» у Семена буквально снесло крышу: люди и тени, зоологический сад планет!

«И всё ж навеки сердце угрюмо,

И трудно дышать, и больно жить…

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить!»

Это же было про него, и про всех, кто когда-нибудь любил. Так пронзительно и так верно, словно бы строки эти кто-то вырвал из глубины его собственного сердца.

Ксения была волшебницей. Ее книги действительно меняли судьбы людей. Но кроме того Ксения сама была прекрасной, непрочитанной книгой, и эту книгу Семен хотел читать всю жизнь. «Да, она совсем не похожа на роковую пиковую даму – милая, застенчивая, и красота ее очевидна не для всех, но для меня она стала самой что ни на есть роковой», – улыбнулся Семен, хлебнув еще кружечку.

Эмоции и чувства переполняли, требовали выхода. Не вытерпев, Семен прямо из пивной позвонил в офис агентства по видео связи Даниле Сумарокову. Правда, когда Данила ответил, оказалось, что тот не один – у него в кабинете была Ая Кайгородская. Чеботарев не очень-то жаловал Кайгородскую, которую за глаза называл «заучкой» и «сухарем», однако сегодня даже присутствие Аи его не смутило.

Ая мягко спросила Семена, что случилось.

Семен с чувством махнул кряжистой рукой: – Да вот этот тип свалил, дело понятное, а как же теперь она?

Данила как-то сразу понял, о ком идет речь, и честно признался: – Старик, я не знаю, что тебе сказать. С этой женщиной не очень складно вышло, согласен. А ты… Выходит, у тебя это серьезно?

Чеботарев так вздохнул, что и без слов стало ясно – еще как серьезно. Серьезнее может быть разве что пуля в висок. Но чтобы у окружающих совсем уж не осталось сомнений в серьезности его проблемы, Семен процитировал строчку из недавно прочитанных стихов:

– «И трудно дышать, и больно жить…» Вот такая петрушка!

– Эх, Семен, такое бывает, и это не лечится, – в лице Данилы проглядывалось явное сочувствие.

– Понимаете, – забормотал Чеботарев, – вот странная штука. Как-будто я смотрел очень хороший фильм, а он вдруг кончился на самом интересном месте. А мне так хочется смотреть дальше. Вот что это такое?

– Это любовь, Семен, – серьезно сказала Ая.

– Ну и что с этим делать? – выпалил Семен.

Данила улыбнулся: – Боюсь, тут мы тебе не помощники. Сам то ты как думаешь?

Семен сник, потому что не знал, как быть – в самом начале операции указаний и инструкций на счет того, что ему делать, если он втрескается в Ксению по самые уши, в агентстве ему не дали. Потому что такого развития сюжета эти горе-кукловоды предвидеть не могли!

– Какие указания? – изумился Данила, не поняв его шутку. – Ты ее любишь?

Семен кивнул.

– Ну так и иди к ней, – напутствовал Данила.

Идти к ней, и предложить руку и сердце и свою никому не нужную душу в придачу? Эхма! Чеботарев поник головой – он и сам про себя все понимал, и не считал себя завидным кавалером или хорошим подарком женщине на Новый год.

– А если она мне откажет? – поделился сомнениями Семен.

– А гарантии, бро, может дать только Сбербанк, и то лишь по вопросам вкладов, – философски заметил Данила, – а с женщинами никогда ничего не ясно. Но ты же игрок, Семен! Возьми и рискни – поставь все на эту карту!

Чеботарев ответил Даниле тоскливым взглядом – конечно, тебе легко говорить!

Ая, доселе молча наблюдавшая за диалогом Данилы и Семена, не выдержала:

– Сейчас тот редкий случай, когда я согласна с Данилой! Семен, иди к Ксении, а там уж видно будет!

Семен покачал головой: – Я не смогу!

– Один уже от нее отказался, а теперь ты… – с горечью заключила Ая. – Ты будешь жалеть об этом всю жизнь!

Семен вздохнул – эх, как объяснить им, что все не так просто, что есть тысяча вещей, помноженных на миллион сомнений, которые его смущают. А жалеть о несделанном он, разумеется, будет, и скорее всего, действительно всю жизнь, в этом тетя-психолог, конечно, права.

Чеботарев быстро попрощался и прервал связь. Экран погас.

* * *

Январь

Карибское море

После встречи со священником отцом Михаилом на душе у Агаты было легко и спокойно. Ее путешествие заканчивалось, но она понимала, что начинается что-то другое, и теперь она была к этому готова.

Два дня Агата писала письмо сыну – долгое, чуть не длиной в жизнь – письмо. Она рассказывала ему о своем детстве, о романе с его отцом, о своих ошибках, своих открытиях, о болезни, об этом путешествии, и о том, как сильно она его любит. Дописав, она поняла, что сил почти не осталось.

Утром следующего дня ей стало ясно, что она больше не сможет выходить из каюты. Но у нее оставалось окно, и лежа на кровати, она могла видеть в него небо и море.

… По небу плыли грозовые тучи. Шел дождь.

У вошедшей в каюту Вари было мокрое лицо.

Агата взяла ее за руку: ты плачешь? Варя улыбнулась сквозь слезы: нет, это просто дождь, я слишком долго стояла на палубе. Агата понимала, что Варя знает, что они прощаются, что до финала осталась пара дней, а может, и того меньше.

– У меня скоро день рождения, – сказала